Волгины
Шрифт:
Докладывая о положении на новостройке, о налете на Вороничи и на рабочий поселок фашистской авиации, Алексей чувствовал, как ему становится совестно за свою растерянность, но он ничего не скрывал и говорил только правду.
Когда он кончил свой рассказ, Кирилл Петрович своим обычным ровным и тихим голосом спросил, не будет ли вопросов докладчику.
На какое-то мгновение Алексею показалось, что он присутствует на обычном мирном заседании бюро и что сейчас начнутся короткие, перемежающиеся острыми репликами и шутками Кирилла Петровича
Но вопросов не было, и секретарь обкома, продолжая бросать скользящие взгляды на Алексея, на его разорванный китель и наспех перевязанную голову, заговорил, перекладывая на столе бумаги:
— Бюро уже приняло ряд чрезвычайных решений по новостройке, которые ничуть не расходятся с мероприятиями, проведенными Волгиным. Я думаю, Волгин ознакомится сейчас с этим решением. И не стоит больше возвращаться к тому, о чем мы говорили здесь без него…
— Правильно, — отозвались тихие голоса.
— А поэтому не стоит больше задерживать остальных членов бюро, — продолжал Кирилл Петрович. — Я сам расскажу Волгину об обстановке, а вам, товарищи, предлагаю разойтись и выполнять наши решения. На этом разрешите заседание закрыть. Алексей Прохорович, ты останься…
Члены бюро заскрипели стульями. Зал заседаний быстро опустел. Алексей неторопливо подошел к секретарю обкома.
— Идем ко мне, — мягко сказал секретарь обкома и взял Алексея за руку, которая была горяча и дрожала.
Они вошли в кабинет, тускло озаренный дневным светом, скупо проникавшим со двора в низкое полуподвальное окно. Глухие удары докатывались и сюда; иногда было слышно, как торопливо трещал зенитный пулемет на крыше.
— Вишь, куда загнала нас война, — хмуро проговорил секретарь обкома и опять окинул Алексея недовольным взглядом. — Вид у тебя дикий, прямо нужно сказать.
— О виде некогда было думать, — нервически дернул плечом Алексей.
— Погоди… Сбрось ты, пожалуйста, с себя это штатское барахло… При одном взгляде на тебя люди будут бросаться в панику. Зайди в военный отдел и получи обмундирование… Кстати, оружие у тебя есть?
— Нет… никогда с собой не носил.
— Получи пистолет… Запас патронов и парочку гранат… Теперь ясно положение? Глаза Кирилла Петровича остро сощурились. — Да садись, пожалуйста, отдохни немного. Ведь сейчас тебе опять придется ехать на новостройку.
— Я знаю, — тихо сказал Алексей и сел.
— Товарищ Молотов выступал, знаешь?
Алексей отрицательно покачал головой.
Кирилл Петрович с силой потер ладонью бритую голову, передал содержание речи Молотова. Алексей слушал, не шевелясь, низко опустив голову.
— Наши бойцы дерутся здорово, — рассказывал Кирилл Петрович. — Многие пункты на границе удерживаются, но немцам удалось прорвать фронт в нескольких местах… Их танки уже перерезали дорогу Белосток — Гродно… Кое-где выброшены воздушные десанты, которые уничтожаются. Но… Но мы должны быть готовы ко всему. Не исключена возможность, что нас отрежут… — Секретарь обкома глухо кашлянул в кулак. — Как видишь, положение очень тяжелое. Город эвакуируется. Но сам понимаешь — невозможно предоставить транспорт сразу всему населению… А хотят ехать все сразу. Да это и естественно. Кому охота оставаться у фашистов?.. Ну, вот… Тебе, Волгин, придется ехать опять в Вороничи и во что бы то ни стало угнать весь подвижной состав, если еще не поздно… Вывезти оборудование депо и связи… Людей обязательно… Я об этом уже договорился с наркомом…
— Что сказал нарком? — глухо спросил Алексей.
— Очень доволен досрочным окончанием работ, но…
— Но, выходит, напрасно торопились?
— Нет, Алексей, наоборот… Надо было торопиться и больше. А какая дорога! Какая дорога! — вздохнул Кирилл Петрович и стиснул ладонями виски.
— Значит… значит… — начал было Алексей и задохнулся: горло его сдавила слезная судорога. Он склонил голову на стол, сжал ее руками и затрясся в рыданиях.
Секретарь обкома неторопливо и молча налил в стакан воды, подал Алексею. Он ни словом не упрекнул его за слабость. Глаза Кирилла Петровича тоже были влажны и суровы.
— Мост большой взорви обязательно, — как будто через силу сказал секретарь обкома. — Слышишь? Это приказ наркома…
— Да… да… да… — повторял Алексей и, тяжело всхлипывая, стуча зубами о стакан, жадно пил воду.
Он вспомнил Шматкова, Самсонова, добавил глухо:
— Каждый жил у нас этим мостом… Проклятые выродки… Изверги… Напали на мирных людей.
— Ну, ну, полно… Езжай, — мягко сказал Кирилл Петрович. — Переоденься и езжай. А то в таком виде тебя и слушать никто не станет. Да будь осторожнее… Постарайся наладить со мной связь… А если что-нибудь не так, немедленно кати назад. Мы уже получили указание выехать. А если немцы будут продолжать наступление, то и остаться…
Алексей с недоумением взглянул на секретаря.
— Не понимаешь? — усмехнулся Кирилл Петрович. — Хотя, тебя нарком, повидимому, пожелает отозвать в Москву. И тебе, конечно, надо быть там… Ты там нужнее…
— Понимаю, — кивнул Алексей.
— Ну иди. Желаю успеха. На всякий случай прощай. — Кирилл Петрович крепко сжал Алексея за плечи, отвернулся, закашлялся.
— Кирилл Петрович, дай, пожалуйста, какую-нибудь машину. Моя стала капризничать, — попросил Алексей.
— Бери, бери. Мой непромокаемый и несгораемый «газ» возьми, — глухо проговорил Кирилл Петрович.
Алексей, все еще надломленно сутулясь, тяжело передвигая ноги, вышел из кабинета.
Через четверть часа Коля мчал своего начальника на новостройку. На повороте с шоссе на дорогу, ведущую к рабочему поселку, машину остановили советские артиллеристы и предложили Алексею вернуться. Тут же от командира артиллерийского полка, батареи которого уже вели огонь с только что занятых огневых позиций, Алексей узнал, что на одном из участков новостройки идет бой и враг в пяти километрах от Вороничей.