Волгины
Шрифт:
Кето колебалась…
— Мы вас ждем, — нетерпеливо напомнил почтовик.
Кето разбудила Стаею. Они вышли на улицу. Лихорадочный озноб охватил Кето. Зубы ее стучали. Она крепче прижимала к груди Лешу, и ей казалось, живительные струи тепла вливаются в ее сердце…
Глухой шум попрежнему заполнял улицы, движение усилилось. Голубой беспокойный луч шарил по небу. На западе все еще мигали таинственные сполохи.
Стася взяла у Кето ребенка. Какие-то мужчины помогли им взобраться на грузовик, доверху наполненный имуществом и багажом почты.
Грузовик взревел и, покачиваясь, медленно пополз между темных домов, повозок и орудий. Согбенные тени двигались по сторонам. Прожекторы продолжали ощупывать небо.
Вскоре город остался позади. Повеяло прохладным ветерком, запахло лесом. Кето стало холодно. Она сжалась, стараясь поглубже зарыться между мешками.
Вдруг грузовик остановился. Кето очнулась, увидела над собой ночное небо… Она подняла голову, осмотрелась. Аспидно-черный лес стоял по обеим сторонам дороги. Странный ритмичный шум, похожий на мерные вздохи людей, раскачивающих огромную тяжесть перед тем, как сдвинуть и взять ее с места, донесся до слуха Кето.
Она долго всматривалась в темноту и наконец увидела колонны войск. Они шли ровным, не учащающимся шагом, катились, как волны большого прибоя. Кето ощутила крепкий, ядреный запах солдатского пота, услышала глухое позвякивание котелков, оружия, скрип колес…
Войска шли на восток. Они отступали…
Кето, Стася и Марья Андреевна ехали всю ночь до восхода солнца. Трехтонный грузовик раскачивался на ухабах. Иногда он останавливался мгновенно, будто натыкался на стену. Тогда Кето слышала уже знакомый беспорядочный топот многих ног, сиплые мужские голоса, кашель, урчанье автомобилей.
— Свет! Свет! Потуши фары, анафемская душа! — кричал кто-то.
Войска двигались сплошным потоком.
Кето почти не спала. То озноб начинал трясти ее, то Леша плакал, и жалобный писк его в шуме мотора и встречного ветра звучал слабо, как мяуканье котенка. Болела грудь… Иногда Кето просила Стаею дать ей ребенка, лежала, стиснув зубы, чувствуя, как он бессильно затихает у ее груди.
Под утро она забылась. Резкий толчок разбудил ее. Ей показалось, что грузовик валится набок. Она порывисто привстала, испуганно вскрикнув.
Рядом, под тенью густых матово-зеленых кленов, стояли санитарные машины. В них прямо на сене лежали раненые. Раскрыв бледные губы, на Кето удивленно смотрел молоденький боец с грязным ссохшимся бинтом на голове и желтым, как у лихорадочного больного, лицом.
«Значит, все, что было вчера, — правда», — с тоской подумала Кето.
Стася, пристроившись тут же, на мешках, кормила Лешу из рожка. Рыжий почтовик и Марья Андреевна, сидя возле грузовика на траве, разговаривали. На лице почтовика было то уже знакомое Кето выражение, какое бывает у мужчин, когда они видят перед собой нравящуюся им женщину. Это выражение и то, что Марья Андреевна могла говорить о каких-то пустяках и улыбаться мужчине, удивило и сначала неприятно поразило Кето. И в то же время мысль, что, несмотря ни на что, в мире существуют самые обыкновенные вещи и можно думать о чем-то другом, была приятна ей.
Марья Андреевна расчесывала свои отливающие золотом волосы, и глаза ее спокойно светились. Вот она достала из баульчика зеркальце, пудреницу и стала пудрить и прихорашивать свое обожженное солнцем милое лицо, кончиками пальцев трогала длинные темные ресницы.
Молоденький боец с детским любопытством следил за ней, повидимому, совсем забыв в эту минуту о том, что произошло с ним накануне, и о своей ране, обвязанной окровавленным бинтом.
— Марья Андреевна, куда мы приехали? — спросила Кето.
— Екатерина Георгиевна! Милочка моя! — весело вскрикнула Марья Андреевна. — Мы уже почти в Слониме. Слезайте на травку. Тут очень хорошо. Эй вы, мужчины! Помогите же даме слезть с машины!
Рыжий почтовик кинулся помогать Кето, но она отстранила его, сама слезла с грузовика, взяла ребенка, отвернувшись, вынула грудь. Сосок был сух… У нее пропало молоко…
На улицах Слонима беженцы шли и ехали более спокойно, чем в Волковыске. И небо было тихое и чистое. Не видно было и разрушенных домов.
— Я уверена, что мужья наши здесь, — щебетала Марья Андреевна, когда они пошли разыскивать сначала почту, потом городской совет. — Не может быть, чтобы Петенька поехал без меня дальше. Ведь здесь и бомбежки не было. Вот увидите, они, трусишки этакие, здесь где-нибудь прячутся…
И она засмеялась своим грудным приятным смехом.
Но и на почте и в городском совете никто ничего не знал ни о начальнике почты Плотникове, ни об инженере Волгине. Так же, как и в Волковыске, не было телефонной связи с Н. Телефонная линия была исправна только до промежуточной станции, — дальше будто глухая стена разделила мир надвое.
После того как дежурный городского исполкома посоветовал Кето и Марье Андреевне добираться до Барановичей, а оттуда поездом ехать на Минск, настроение женщин опять упало. Они ходили по улицам, всматриваясь в лица, надеясь отыскать среди беженцев знакомых.
Они побывали всюду: на вокзале, где неутомимая и энергичная Марья Андреевна прошлась вдоль нескольких эшелонов, выкликая фамилии мужа и своих знакомых; сходили в единственную в городе гостиницу, даже заглянули в пустующее кино и городской ресторанчик, превращенный в питательный пункт.
Переночевав в одном из обывательских домиков, Кето и Марья Андреевна снова вышли утром на поиски. Утомившись, они присели на скамейке в чахлом, заполненном беженцами скверике. Вдруг Кето вскочила, закричала:
— Иван Егорович! Иван Егорович!
Проходивший мимо высокий сутулый мужчина с рюкзаком за плечами и длинной суковатой палкой нерешительно обернулся.
С минуту он блуждал рассеянным взглядом по скверику, все еще не видя Кето, которая уже бежала к нему, спотыкаясь и расставив руки. Но вот он увидел и сам быстро пошел ей навстречу.