Волк и фея
Шрифт:
– Ты права, – одобрила ее сержант Берта. – С таким оружием им будет легко усыпить огров одного за другим…
– Нельзя этого допустить! – добавила Токката. – Мы столько ждали, и все напрасно!
– И не говорите! – отрезала Сафра Раанит. – Мы рассчитываем на огров, чтобы они помогли нам избавиться от людей. Как только человеческая цивилизация и все их города будут превращены в пыль, Природа опять вступит в свои права. Леса снова вырастут там, где возвышались ужасные города этих недоумков. Животные будут бегать, не боясь, что охотники их убьют… Мы очень давно мечтаем избавиться от этих хищников, неспособных уважать кормящую их землю. Только
– Но палочка… – вмешалась Токката, видя, что Сафра теряет нить разговора.
– Да, – сказала фея, – надо забрать палочку, пока она не попала к людям. Это главное. Предлагаю напасть на донжон, в котором держат нашу воровку. Мы освободим ее и заставим говорить. Она должна будет рассказать нам, где спрятана палочка, а затем…
– А затем мы ее накажем, – проговорила Токката Желтая Треска. – Превратим ее в отвратительное животное… в…
Задохнувшись от ярости, она не смогла закончить фразу.
– Так и сделаем, – одобрила Сафра. – Предлагаю превратить ее в фурункул на заду у свиньи, но только после того, как она вернет то, что нам принадлежит.
– Палочку! Палочку! – скандировали феи, собравшиеся вокруг стола.
– Раз мы пришли к согласию, – заключила Сафра, – пора вооружаться и пускаться в путь. Надо взять башню штурмом как можно быстрее. Успех огров зависит от нас!
Стоя на стене замка Бреганога, Колен смотрел в небо. Оставаясь один, он снимал кованый шлем, под которым задыхался. Он не хотел, чтобы Мария-Женевьева увидела, в кого он превратился – в волка с клыкастой пастью, налитыми кровью желтыми глазами, мучимого желанием убивать. Иногда, когда дух рыцаря-призрака оставлял его, он вновь обретал ясный ум и превращался на несколько часов в Колена Манике. Тогда он осознавал, в какую ловушку попал. Проклятые доспехи стали его тюрьмой. Если он по глупости захочет от них избавиться, он тотчас же умрет. А если продолжит их носить… то станет игрушкой злобного духа, поселившегося в нем. Пусть бессмертный, но злой, жаждущий лишь убийств, использующий любой предлог, чтобы выхватить меч. Даже Мария-Женевьева, привычная к лесным опасностям, стала его бояться.
Он был погружен в раздумья, как вдруг ворон с железным клювом сел ему на плечо и что-то зашептал на ухо. Вороны были шпионами Эрвана де Бреганога, теперь они стали шпионами Колена, донося информацию со всех уголков королевства.
Сообщив, что хотел, ворон улетел. Колен поправил шлем и спустился со стены по единственной еще не разрушившейся лестнице.
Мария-Женевьева, не слышавшая, как он подошел, вздрогнула, вдруг увидев его рядом с собой. Она знала, что ей не следовало больше оставаться в обществе этого создания дьявола и лучше ей опять жить одной, как раньше, но… но она была влюблена в Колена. Она ничего не могла с этим поделать. Каждое утро, открывая глаза, она обещала себе распрощаться с ним до полудня и уйти, не оборачиваясь, затем наступал полдень, а она все еще была здесь… по-прежнему здесь.
– Все донесения воронов сходятся, – проворчал Колен. – Анна-София стала жертвой заговора, подстроенного Тибо де Шато-Юрланом, этим негодяем! Ее судили и заточили в башню Страдания… где Дени де Монтовер пытается ее отравить…
– Да, и что? – спросила
– А то, что я не позволю ему ее отравить! – завопил Колен. – Я соберу армию и возьму донжон штурмом. А захватив, с большим удовольствием отрублю голову этому хитрому Монтоверу…
Девушка устало вздохнула.
– Колен, – сказала она. – Успокойся, не выходи из себя… Вспомни, ты командуешь небольшим количеством волков. Две или три стаи – этого достаточно, чтобы напугать крестьян, но не годится, чтобы обратить в бегство отряд вооруженных до зубов солдат. У них есть арбалеты, стрелы, копья, топоры… Они разом победят твоих волков, и ты окажешься один, в окружении.
– Меня защитят доспехи, а еще у меня есть заколдованный меч… Я изрублю их на куски, – сказал, задыхаясь, Колен.
Его голос странно звучал внутри шлема.
Вдруг с насмешкой и злостью он произнес:
– Анна-София ведь сестра тебе, так? Но ее судьба тебя не тревожит. Можно подумать, тебе все равно, отравят ее или нет…
Мария-Женевьева еле сдержалась, чтобы не прокричать: «Я не помню ее, но ненавижу! Я ненавижу ее, потому что ты ее любишь! Произносишь ее имя во сне… Знаю, это ужасно, но я хочу, чтобы она умерла и ты стал моим. Если ты потеряешь надежду вновь ее увидеть, тогда, может, проявишь больше интереса ко мне».
Но вместо этого она только вздохнула:
– Я уже объясняла: она была совсем крохой, когда я сбежала из дворца. Малышкой, которую я видела всего дважды!
Она врала. На самом деле Анна-София была тогда гораздо взрослее, но Колену необязательно это знать.
Она поняла, что юноша не слушает ее. Повернувшись к лесу, он стал собирать свою стаю. Она поспешно закрыла уши, чтобы не слышать, как он ужасно воет.
«Так нам и надо, – подумала она. – Нас убьют, невелика потеря! По крайней мере, я умру рядом с ним».
Битва возле башни Страдания
Дени де Монтовер был обеспокоен: принцессу пока не удалось отравить, несмотря на яд, регулярно подсыпавшийся ей в пищу; а почтовые голуби шпионов королевства доносили весьма тревожные сведения с границ. По полученной от них информации, армия фей выдвинулась в поход с целью взять донжон штурмом.
Молодой барон тотчас же передал новости Тибо, но тот, будучи занят при дворе, не ответил ему.
За отсутствием приказаний, Дени велел солдатам укрепить лагерь и подступы к башне. Они вырубили много деревьев и изготовили укрепления, но молодой человек все же был не уверен, что этого достаточно, чтобы удерживать фей на расстоянии.
«У них есть заколдованное оружие, – повторял он, – а у меня лишь плохо вооруженный отряд солдат. Когда я приехал сюда, то не думал, что мне придется биться с врагом, превосходящим нас по численности…»
Действительно, когда Тибо дал ему задание отравить принцессу, Дени думал, что за три дня все будет сделано. А через три дня он вернется во дворец, чтобы пожинать лавры славы его друга и сообщника, Тибо де Шато-Юрлана. Но дело продвигалось не так, как ему хотелось. Анну-Софию никак не удавалось отравить: или она объявила голодовку, или располагала достаточным запасом консервов. Дени призывал себя быть терпеливым, повторяя, что запасы еды узницы в конце концов иссякнут, и тогда она будет поставлена перед ужасным и окончательным выбором: умереть от голода или от яда… И в том и в другом случае он сможет вернуться во дворец с гордо поднятой головой.