Волк: Лихие 90-е. Финал
Шрифт:
— Евгений Ковалёв? — следак повернулся к Жене и показал на машину, стоящую в хвосте. — Вы тоже с нами. Остальных не задерживаем.
Всё как надо, отрепетированный сценарий. Правда, не все актёры знают, что они в спектакле, поэтому лучше вести себя естественно, но осторожно, чтобы не задерживали силой. Я-то знаю, что скоро отпустят, а вот оперативники — нет.
Вылет в Питер пришлось отложить на пару дней, якобы у меня возникли срочные дела, но я в это время, помимо работы с Вишневскими, обсуждал план с людьми Серёги Ремезова и с ним самим по телефону. Его схема усложнилась, но так
Осталась буквально пара недель, чтобы разыграть очередную схему, денежную, но и очень опасную. А для этого будет задействовано много ресурсов и моих знакомств.
Правда, не успел объяснить до конца Женьке, потому что оставшиеся вопросы решились прямо перед вылетом, а из-за покупки билетов в последний момент мы сидели в разных местах самолёта. Но ничего, он сориентируется.
Привезли нас не куда-то, а в тот самый Большой дом на Литейном, где располагалась управа ФСБ. Никогда не был внутри, хотя слышал байки, что под землёй у этого здания столько же этажей, сколько наверху. Есть даже старинный анекдот, что Большой дом настолько высокий, что из его подвалов видно Магадан.
Отвели не в подвал, а в кабинет на третьем этаже, не очень большой, но из-за того, что из мебели там был только стол и несколько стульев, свободного места оставалось много. У стены стояло несколько картонных коробок, одна открыта.
— Шефская помощь? — спросил я.
— Вроде того, — отмахнулся следователь. — Купили на оптушке, чтобы чай пить, а хранить негде. Угощайтесь.
И когда привели Женю, он удивился, увидев, что вместо допроса, я спокойно пил чай с печеньем из этих самых коробок, а следователя не было. Не самая ожидаемая картина для такого здания.
— Садись, — я показал на свободный стул. — Видишь, допрос идёт.
— Кхе, — не очень весело хмыкнул Женя, но уговаривать его пить чай не пришлось. — Я вообще, Волк, не догоняю. Не успел тебя дослушать. А где следак?
— Работы много, и так его отвлекли на эту поездку. Смотри, Женя, сейчас кое-кто придёт и нас освободит.
— И кто? — он огляделся в поисках сахара, но не нашёл.
— Увидишь. Времени мало, но если вкратце, суть вот в чём.
Я отставил в сторону кружку и начал быстро и тихо говорить:
— Надо немного покрутиться, чтобы всё срослось. Поэтому говорим одному одно, другое — другое. Желательно то, что они хотят услышать. Тогда всё выйдет.
— Так, — произнёс Женя, выжидающе глядя на меня.
— Мы делаем вид, что пытаемся под крышей у Ремезова провернуть дорогостоящую операцию на десятки миллионов долларов. Якобы для этого я оказывал ему помощь, чтобы он поднялся и чтобы у нас было самое мощное силовое прикрытие. Но другие его коллеги про всё пронюхали и хотят поучаствовать. Отсюда эта кампания в СМИ, возмущённый депутат и следователи. Лучше держать это всё под своим контролем, чем кто-то другой начнёт на нас наезжать. Как всё заиграет, так всё и забудется.
— А если будут вспоминать потом?
— Потом будет не до нас.
— А Славян что? Его-то они не взяли.
— У него другая задача. Как раз по нему.
— Ладно, — Женя начал шуршать бумажной упаковкой печенья. — Сахара нет, ну хоть печенюхи есть. А чё, следаки под Ремезовым
— Нет, это совсем другое управление. Но люди знакомые, договорились, чтобы помогли сделать нужную картинку по ящику. На виду говорят одно, а делают совсем другое. Короче, нам нужно встретиться с генералом, а для этого убедить и его, и Платонова, что всё идёт только от меня, а не от ФСБ. Иначе испугаются и затаятся, ничего не выйдет. Вот мы и делаем вид, что в Конторе продолжаются разборки, давят и на меня, а я между делом успеваю пропихнуть, что нужно. Вот и давят, видишь, — я показал на кружку с чаем и усмехнулся. — Не дают работать, требуют взять в долю. По крайней мере, такой пойдёт слух, а что на самом деле — знаем только мы.
В коридоре послышался шум, там кто-то с кем-то спорил на повышенных тонах.
— Запутанное дело, Женька, — сказал я. — Но генерал в таких делах направляет своих людей из разведки, а они сами сдали его лично Ремезову. Он на воле только потому, что ещё не сыграл свою роль. Так что генералу могут преподнести всё в нужной обёртке. Но без причины он не будет работать со мной, я для него человек с улицы. Нужны рекомендации.
— От кого?
— Сейчас поймёшь. Сиди здесь, — я поднялся, допил тёплый чай и поставил кружку на стол, — я перейду в другую комнату, где меня вроде как допрашивают. А Григорьев меня вытащит.
— А почему?
— Заплатим мы и кое-кто другой. А кто ему ещё платит, кроме меня?
— О-о-о, — протянул Женя, догадавшись.
— Вот и всё, что мы придумали, уйдёт куда надо. Работаем дальше.
Как и предполагал, сначала клюнул Григорьев, узнав про меня, но не зная, что случилось на самом деле. Он и пришёл нас «выручать», ведь в курс истинной операции его никто не ставил.
Я перешёл в другой кабинет, не такой уютный, предназначенный для самих допросов. Привык по всяким фильмам, что в таких комнатах всегда стоит зеркало, через которое кто-то наблюдает за допросом с другой стороны, но в жизни таких никогда не видел. Да и допросы в этом месте порой бывают такие, что видеозаписи и прозрачные зеркала только помешают.
Следователь только заглянул, потом вышел, и в коридоре на него накинулся Григорьев, требуя меня отпустить. Следователь капитан, а Григорьев — подполковник, причём достаточно вредный и мелочный, чтобы потом устроить неприятности, и все это знают.
Так что выйдет так, что это именно Григорьев вытащил меня из Большого дома. Сам он будет думать именно так, и я ему даже заплачу. Главное — другое.
Подполковник, одетый в новенький чёрный костюм из блестящий ткани, стоимостью в две-три его зарплаты, открыл дверь и посмотрел на меня с довольным видом.
— Куда везёт меня московское такси, — фальшиво пропел он. — Ты это, Волков, чуть в Москву на Лубянку не уехал, снова. В этот раз бы точно увезли. Чё-то на тебя следаки ополчились, всерьёз ты им поперёк горла встал.
— Вот теперь буду всем говорить, — сказал я, — что Шуфутинский плохо поёт. Григорьев напел, мне совсем не понравилось.
— Хе-хе, — подполковник довольно засмеялся. — Ну ничё-ничё. Ты это, Волков, должник мой теперь. Если бы не я, упекли бы тебя. Как пить дать.
— Сочтёмся.