Волк среди теней
Шрифт:
Все передние зубы были обточены в острые клинья.
К Гриффину подошел Этан Пикок и тоже уставился на труп.
— И безмозглые дураки, вроде Фелпса, хотят, чтобы мы поверили их измышлениям о Темном Веке! — сказал он. — Вы можете представить себе такого вот ублюдка летающим на машине? Его и человеком-то не назовешь!
— Будь ты проклят, Этан! Нашел время для споров! Скорее наполняй свои бочонки!
Гриффин подъехал к фургону Фелпса. Донна Тейбард тщетно старалась остановить кровь, продолжавшую обагрять плечо раненого.
— Рану надо
— Я умру, — простонал Фелпс. — Я знаю!
— От такой-то царапины? Да никогда! — объявил Гриффин. — Хотя, клянусь Богом, до того с ней намучаешься, что еще пожалеешь, что жив остался!
— Они вернутся? — спросила Донна.
— Все зависит от того, насколько велико их племя, — ответил Гриффин. — Но, думается, еще разок они попытаются. Эрик наливает ваши бочонки?
— Да.
Гриффин вернулся с иглой и нитками, потом осмотрел свои пистолеты. Все четыре ствола оказались разряженными, хотя он помнил только один свой выстрел. Странно, как инстинкт берет верх над разумом, подумал он и отдал пистолеты Берку для перезарядки. Мадден с шестью другими мужчинами наблюдал за опушкой леса, не появятся ли дикари, а Гриффин следил, как наполняются бочонки.
Перед тем, как начало смеркаться, он распорядился, чтобы фургоны отъехали от деревьев на плоскую луговину дальше к западу. Там из веревок соорудили временный загон и пустили в него пастись выпряженных волов.
Мадден расставил дозорных по периметру лагеря, и все приготовились ждать второго нападения.
Сны Шэнноу были окрашены кровью и огнем. На лошадином скелете он ехал через пустыню, полную могил, пока не увидел беломраморный город и золотые ворота. Их блеск ослепил его.
— Впустите меня! — крикнул он.
— Зверю сюда доступа нет, — ответил неведомый голос.
— Я не зверь.
— Тогда кто ты?
Шэнноу посмотрел на свои руки и увидел, что они покрыты змеиной чешуей в черно-серых разводах. Голова у него мучительно болела, и он потрогал рану.
— Впустите меня. Я истекаю кровью.
— Зверю сюда доступа нет.
Шэнноу громко закричал — его пальцы коснулись лба и нащупали рога — длинные, острые, они источали кровь, которая с шипением закипала, едва ее капли касались земли.
— Хоть ответьте мне, Иерусалим ли это?
— Тут нет разбойников, Шэнноу, чтобы убивать их. Поезжай дальше.
— Мне некуда ехать.
— Ты выбрал путь, Шэнноу. Следуй ему.
— Но я взыскую Иерусалима!
— Возвратись, когда волк и ягненок будут пастись вместе, и лев, как вол, будет есть солому.
Шэнноу проснулся… Его похоронили заживо! Он пронзительно вскрикнул, и слева от него отдернулась занавеска. Комната по ту ее сторону была освещена. На постель рядом с ним осторожно присел старик.
— Ничего не опасайтесь! Вы — в Землянке Лихорадок. Все будет хорошо. Когда поправитесь, то сможете уехать, когда пожелаете.
Шэнноу попытался сесть, но голова болела невыносимо. Он поднес ладонь ко лбу, опасаясь, что она упрется в рога, однако нащупал только холщовую повязку и обвел взглядом тесное помещение. Ничего, кроме постели и огня, разведенного под белыми камнями очага. Жар, исходивший от них, обжигал.
— У вас была лихорадка, — сказал незнакомец. — Я ее вылечил.
Шэнноу лег поудобнее и тотчас заснул.
Когда он проснулся, старик все так же сидел возле него. Одет он был в куртку из овчины без всяких украшений и штаны из кожи, мягкой, точно ткань. Совершенно лысая макушка, но волосы ниже были густыми, волнистыми и почти достигали плеч. Лицо, решил Шэнноу, доброе, а зубы на редкость белые и ровные.
— Кто вы? — спросил Шэнноу.
— Я уже давно не пользуюсь своим именем, а здесь меня зовут Каритас.
— Я Шэнноу. Что со мной?
— Полагаю, у вас треснул череп, мистер Шэнноу. Вам было очень плохо. Мы все боялись за вас.
— Все?
— Вас сюда привез юный Села. Вы спасли ему жизнь в восточном лесу.
— А второй мальчик?
— Он не вернулся, мистер Шэнноу. Боюсь, его снова схватили.
— Мои пистолеты и седельные сумки?
— В целости и сохранности. Интересные пистолеты, если мне позволено так сказать. Копии кольта тысяча восемьсот пятьдесят восьмого года. Оригинал был превосходным оружием по меркам капсюльных пистолетов.
— Это лучшие пистолеты в мире, мистер Каритас.
— Просто Каритас, и да, полагаю, вы правы — ведь пока еще никто не открыл Смит и Вессон сорок четвертого калибра в русском варианте, и уж тем более люгер тысяча восемьсот девяносто восьмого года. Сам я всегда высоко ставил браунинг. Как вы себя чувствуете?
— Не очень, — признался Шэнноу.
— Вы чуть не умерли, друг мой. Лихорадка была очень сильной, не говоря уж о тяжелом сотрясении мозга. Не понимаю, как вам после такого удара удалось сохранить сознание, хотя бы на короткий срок.
— Я не помню, как меня ударили.
— Вполне естественно. За вашей лошадью ухаживают со всем старанием. Наши мальчики впервые увидели лошадь, и тем не менее Села привез вас сюда, проскакав всю дорогу, словно кентавр. Невольно начинаешь верить в генетическую память.
— Вы говорите загадками.
— Верно. И утомляю вас. Отдыхайте, поговорим утром.
Шэнноу уплыл во тьму, а проснувшись, увидел возле своей постели молодую женщину. Она накормила его бульоном и обтерла тряпками, смоченными в прохладной воде. Когда она ушла, вошел Каритас.
— Вижу, вам стало лучше, у вас хороший цвет лица, мистер Шэнноу. — Старик позвал, и в Землянку Лихорадок спустились двое мужчин помоложе. — Отнесите-ка мистера Шэнноу на солнечный свет. Он будет ему полезен.
Они подхватили нагого Шэнноу на руки, вынесли из землянки и уложили на одеяла под лиственным навесом. Несколько игравших поблизости детей уставились на незнакомца широко раскрытыми глазами. Шэнноу поглядел вокруг: более тридцати хижин, слева по голубым и розовым камешкам весело журчал ручей.