Волк среди теней
Шрифт:
— Вступить в бой, как вы вступили в бой с каннами. Я не врач, мистер Шэнноу, но, мне кажется, у вас был небольшой инсульт, так это называется, если не ошибаюсь. Сгусток крови закупорил сосуд мозга, вызвав легкий паралич левой стороны.
— Насколько вы в этом уверены?
— В достаточной степени. То же случилось с моим отцом.
— И он поправился?
— Нет, умер. По слабости духа сразу слег в постель и больше не вставал.
— Так как же мне бороться с таким недугом?
— Послушайтесь меня, мистер Шэнноу, и я вам покажу.
Каждый день Каритас часами заставлял Иерусалимца выполнять почти непосильные упражнения. Вначале от Шэнноу требовалось всего лишь десять раз поднять и опустить левую руку. Шэнноу поднимал ее только шесть раз — и только на восемь дюймов. Затем Каритас вложил в левую руку Шэнноу мяч из туго скрученной полоски кожи.
— Сожмите его сто раз утром и еще сто раз перед сном.
— Мне придется потратить на это весь день.
— Так потратьте весь день. Но выполните упражнение.
Каждый день после полудня Каритас заставлял Шэнноу обойти с ним поселок, что требовало примерно четырехсот шагов.
Шли недели, а состояние Шэнноу почти не улучшалось. Однако Каритас — замечавший все — радостно вскрикивал, когда рука поднималась на четверть дюйма выше обычного, рассыпался в поздравлениях и, подозвав Селу или Куропет, требовал, чтобы Шэнноу повторил движение. После чего следовали восторженные хвалы, особенно из уст девушки Куропет, которая, по выражению Каритаса, «втюрилась» в больного.
Шэнноу понимал уловки Каритаса, но его ободряла искренняя радость старика, и с каждым новым днем он упражнялся все усерднее.
По ночам он лежал на своих одеялах, сжимал мяч, считая вслух, а его мысли уносились к Донне, к каравану. Он ежечасно ощущал разлуку с ней, но не сомневался, что благодаря своему дару она может видеть его каждый день и знает, как он старается, лишь 6ы снова увидеться с нею.
Как-то утром, когда Шэнноу и Каритас прогуливались по посёлку, Иерусалимец остановился и посмотрел на дальний холм. Листва была еще зеленой, но в середине словно мерцал на солнце золотой ливень.
— Какая дивная красота! — сказал Шэнноу. — Так и кажется, что это дерево с золотыми монетами ждет, кого бы ему озолотить.
— Здесь осенью много всякой красоты, — негромко сказал Каритас.
— Осенью? А, да! Я как-то запамятовал, что пробыл тут так долго.
— Всего два месяца.
— Мне нужно отправиться в путь до зимы, не то все следы заметет.
— Мы сделаем для вас все, что в наших силах, мистер Шэнноу.
— Поймите меня правильно, мой друг. Я безмерно вам благодарен, но мое сердце не здесь. Вы когда-нибудь любили женщину?
— Боюсь, что не одну. Но вот уже тридцать лет, как я никого не люблю. Чейнис вчера ночью родила дочку. Одиннадцатый младенец за это лето в моем маленьком племени. Недурно, э?
— Которая из них Чейнис?
— Высокая, с родимым пятном на виске.
— А, да! И как она?
— Прекрасно. А вот ее муж разочарован — он хотел мальчика.
— Ваше племя преуспевает, Каритас. Вы прекрасный вождь. Сколько тут жителей?
— Считая с новорожденными, восемьдесят семь. Нет, восемьдесят восемь. Я не сосчитал сына Дуала.
— Порядочная семья.
— Она была бы больше, если бы не канны.
— Они часто устраивают налеты?
— Нет. На поселок они ни разу не нападали. Не хотят согнать нас отсюда. Мы — отличный источник развлечения… и пищи. Обычно они устраивают засады на наших охотников.
— Вы как будто не питаете к ним ненависти, Каритас. Когда вы упоминаете их, ваше лицо выражает только сожаление.
— Они не виноваты в том, что стали такими, мистер Шэнноу. Причина — этот край. Я знаю, вы сочтете меня отпетым лжецом, но когда канны пришли сюда, они были обыкновенными земледельцами. Может, причиной явилась вода или нечто в воздухе — не знаю. Но из года в год это нечто изменяло их. Подарок от моего поколения! Мы всегда были щедры на смертоносные дары.
— Я знаком с вами уже два месяца, — сказал Шэнноу, — и не понимаю, почему вы так упорно настаиваете на своих небылицах. Я знаю, вы очень умны, а вы должны знать, что я не глуп. Почему же вы продолжаете играть в эти загадки?
Каритас опустился на траву и жестом пригласил Шэнноу сесть рядом с ним.
— Мой милый мальчик, настаиваю я потому, что так все и было. Но, предположим, этот край воздействовал и на меня — и это лишь фантазии, бред. Я полагаю, что говорю правду, моя память утверждает, что это правда, но ведь я могу быть и просто сумасшедшим. Так ли уж это важно?
— Для меня важно, Каритас. Вы мне нравитесь. Я у вас в долгу.
— Вы ничего мне не должны. Вы ведь спасли Селу. Однако одно меня заботит: направление, в котором двигались ваши фургоны. Вы назвали северо-запад?
— Да.
— А намерения повернуть на восток не было?
— Нет, насколько мне известно. А что?
— Вероятно, ничего. Это странный край, и по сравнению с некоторыми его обитателями канны могут показаться воплощением гостеприимства.
— Этому так же трудно поверить, как некоторым вашим историям.
Улыбка исчезла с лица Каритаса.
— Мистер Шэнноу, мальчиком я читал старинную легенду о жрице по имени Кассандра. Она была взыскана даром пророчества и всегда говорила правду. Но, кроме того, она была проклята — ей никто не верил.
— Прошу прощения, мой друг. Мои слова были необдуманными и грубыми.
— Ничего, мистер Шэнноу, не пойти ли нам дальше?
Они продолжили прогулку в молчании, которое тяготило Шэнноу.
День выдался жаркий, в голубом небе сияло солнце, и лишь изредка плывущее облако приносило тень и прохладу. Давно уже Шэнноу не чувствовал себя таким сильным. Каритас остановился возле кучи камней и поднял кругляш величиной с кулак.
— Возьмите его в левую руку, — приказал он.
Шэнноу повиновался.