Волк среди теней
Шрифт:
— Как мне вас называть? — спросил Эрик.
— Зови меня Грифф.
— Отцом я вас называть не могу. Пока еще.
— Если бы мог, это было бы отлично, но я не стал бы тревожиться по такому поводу.
— Вы сделаете маму счастливой?
— Надеюсь. Сделаю все, что в моих силах.
— Мой отец не сумел.
— Иногда случается.
— И я не буду жесток с вами, Грифф.
— Жесток?
— Я был очень жесток с мистером Шэнноу. A он спас мне жизнь. Теперь я жалею. Он сказал мне, что очень одинок, и хотел быть моим другом.
Этот разговор Гриффин вспомнил теперь, стоя рядом с Донной. И увел ее от трупов в фургон на их участке.
— Донна, есть кое-что… Всадники…
— Что? Говори же! Так не похоже на тебя…
— Шэнноу жив.
— Не может быть!
— Я думаю, это так. Примени свой дар. Попробуй увидеть его.
— Нет, он мертв, и я не хочу смотреть на червей в его глазницах.
— Пожалуйста, Донна. Иначе у меня не будет ни минуты покоя от мысли, что Иерусалимец охотится на меня.
Ее голова поникла, глаза закрылись. И тут же она увидела, как Шэнноу, хромая, идет по какому-то селению. Рядом с ним шагал лысоватый старик, который улыбался и что-то весело говорил ему.
Донна открыла глаза.
— Да, — прошептала она. — Он жив. Ах, Кон!
— Я… ну… конечно, я освобожу тебя… от…
— Не говори этого! Никогда! Я беременна, Кон, и я тебя люблю!
— Но ты и он…
— Он спас меня и Эрика. И он был очень одинок. Я его не любила. Но я бы никогда не поступила с ним так, правда, правда!
— Я знаю. — Он обнял ее.
— И еще, Кон. Все люди там, где он, должны умереть.
— Не понимаю.
— И я толком не понимаю. Но они все обречены. Я увидела кружащие над ними черепа, а вдали — темные тени в рогатых шлемах, как у этих всадников.
— Бой с ними оставил след на твоем даре, — заверил ее Гриффин. — Важно то, что Йон Шэнноу жив. И когда он доберется сюда, то будет искать тебя.
— Кон, он не поймет. По-моему, он тронут безумием.
— Я буду наготове.
На следующее утро Шэнноу встал очень рано, чувствуя себя освеженным, несмотря на беспокойную ночь. Он надел шерстяную рубаху, поверх нее толстую фуфайку, связанную Куропет, а поверх фуфайки кожаную куртку, и натянул на руки шерстяные перчатки. Затем пристегнул к поясу пистолеты, взвалил на правое плечо седло и направился через поселок к временному загону, где стоял мерин. Растер его и оседлал.
Когда Шэнноу выехал из спящего поселка, занималась ясная заря. Он направил лошадь высоко в северные холмы, осторожно выбирая дорогу на скользкой земле. Час спустя он вернулся в деревню другим путем, задал корм мерину и унес седло. Он промерз до костей и изнемогал от усталости. Свалил седло на пол в хижине и еле удержался на ногах. Сбросив куртку, он взял кожаный мяч и сжал его двести раз. Потом отшвырнул и поднялся на ноги. Его рука опустилась на пистолет и взметнулась вверх, взводя курок. Он улыбнулся: не так молниеносно, как раньше, но достаточно быстро, остальное вернется само собой.
В дверь постучала Куропет, и он открыл ей. Она принесла деревянную миску с горячей овсянкой и козьим молоком. Он поблагодарил ее, и она кивнула в ответ.
— Я думала вы уехали от нас, — сказала она тихо, устремив взгляд в пол.
— Пока еще нет, госпожа. Но скоро я должен буду уехать.
— К своей жене?
— Да.
Она улыбнулась ему и ушла, а он начал завтракать в ожидании Каритаса. Вскоре старик вошел, стряхивая снег с овчинной куртки. Он подошел поближе к очагу и усмехнулся.
— Что-нибудь видели во время вашей поездки?
— Небольшое стадо оленей на северо-востоке и много красивых холмов.
— И как вы себя чувствуете?
— Усталым, но все-таки полным сил.
— Отлично. Думаю, вы почти полностью выздоровели, Йон Шэнноу. Ночью я слышал чей-то крик. Мне показалось, что ваш.
— Возможно, — ответил Шэнноу, подходя к очагу и садясь. — Мне приснился страшный сон. Я видел, как воины напали на шалаши… они были омерзительны.
— В рогатых шлемах? — спросил Каритас, вглядываясь в лицо Шэнноу.
— Да. Откуда вы знаете?
— Мне приснился тот же сон. Все — здешний край, Йон. Как я говорил вам, он пробуждает редкие способности. Это был не сон: вы видели исчадий Ада в действии.
— Благодарение Господу, они далеко отсюда.
— Да. Мое селеньице было бы уничтожено. Мы не смогли бы дать им отпор даже с оружием из Ковчега.
— Один пистолет, — заметил Шэнноу, — не отгонит даже небольшую разбойничью шайку.
— В Ковчеге, Йон, найдется не один пистолет. Я покажу вам весной.
— У исчадий Ада много всадников. В этом нападении их участвовало не менее двухсот-трехсот.
— Если бы их было только три сотни! Мы видели лишь один боевой отряд, а их больше двадцати. Блуд для исчадий Ада означает избыток новорожденных, и их племя быстро увеличивается в численности. В истории так бывало постоянно — переселение народов. Скученность вынуждает народы вторгаться в земли их соседей, неся войну и смерть. Исчадия кочуют, и рано или поздно они доберутся сюда.
— Мне трудно поверить, что Бог Воинств терпит существование такого народа, — сказал Шэнноу.
— Перечитайте свою Библию, Йон. Ассирияне, вавилоняне, египтяне и греки. Даже римляне. Ну а филистимляне, моавитяне и едомиты? Без зла не было бы контраста добру.
— Для меня это слишком сложно, Каритас. Я простой человек.
— Если бы я мог сказать то же о себе! — с чувством произнес Каритас.
Большую часть дня Шэнноу колол дрова — шестифунтовым топором с длинным топорищем. У него разболелась спина, но когда начали сгущаться сумерки, он окончательно убедился, что прежние силы быстро к нему возвращаются.