Волк. Тайна Черной пирамиды
Шрифт:
Сотни мыслей витали в его сознании, каждая тянула в свою сторону и будто разрывала мозг, стараясь выпорхнуть наружу. Нужно что-то сказать, но Владимир не знал что. Возможно, следовало заплакать, но слез тоже не было.
– Любил ли ты меня, отец? – задал вопрос Волков могильной плите, но та с гордостью сохранила молчание.
В голове тут же всплыл образ отца: всегда серьезного, строгого, но не властного. А потом будто по волшебству сознание припомнило слова Мартина и Авдотьи-ключницы.
– Наверное, все-таки да, – произнес Владимир. – Пусть и своей строгой любовью.
Волков помедлил, а потом произнес слова, которые старой наболевшей раной давно хранились у него в сердце:
– Но
Надгробная плита вновь сохранила молчание, лишь слова Волкова эхом разлетелись по склепу. Владимир помедлил, будто все еще дожидаясь ответа, и вдруг ответ сам родился в его голове:
– Потому что ты все-таки любил меня, старик! – он улыбнулся. – Ты думал, что так для меня будет лучше и тем самым пытался искупить угрызения совести, мучившие тебя за полученное мной ранение… Всю жизнь ты боялся показать свои чувства, но ты любил меня, отец. – Владимир прижался лбом к надгробной плите и произнес. – Я не держу на тебя зла, отец, и если в чем-то ты и виноват передо мной, то я прощаю тебя за это. Прости же и ты меня, своего несносного отпрыска, поскольку и я люблю тебя, отец.
И отчего-то на душе сразу стало намного легче.
Глава 6
Плохая примета
Следующим утром Владимир проснулся рано. Вчера после возвращения из фамильного склепа, Мартин был уже чертовски пьян и клевал носом. Волков пропустил с ним пару бокалов вина, а потом, когда понял, что наставник уже практически отключается от выпитого, покинул его и тоже отправился почивать. Продолжил ли Мартин наслаждаться плодами Диониса в одиночестве, этого Владимир не знал, хотя и догадывался, что испанец не успокоится, пока бутылка не покажет дно.
Молодой дворянин встал с пуховой перины и, натянув шелковый халат, отправился вниз. В коридоре он встретил Авдотью.
– Доброе утро, барин.
– Доброе, – кивнул Владимир. – Где наш гость?
– Где же ему быть-то, ироду этому?! В гостиной дрыхнет. Прикажете разбудить? Только сама я этого делать не буду, а то, не дай бог, зарубит он меня с перепою своею шпагой.
– Нет, не стоит. Пусть спит. Лучше прикажи подать мне завтрак. И пусть его принесут в отцовский кабинет, я буду там.
– Как скажите, барин, – кивнула Авдотья и удалилась.
А Владимир отправился в кабинет. По пути он заглянул в гостиную. Испанец, не раздеваясь, спал на диване в обнимку с бутылкой и громко храпел. Волков лишь покачал головой и пошел дальше.
В кабинете отца оказалось все по старому: такие же темно-зеленые обои, как и раньше, такая же мебель красного дерева с множеством шкафчиков и полок, на которых стояли сотни книг. Над письменным столом, как и прежде, висел портрет государя, но не нынешнего Николая, а Александра, императора, под знаменами которого Михаил Андреевич сражался против наполеоновских войск. Неподалеку висел и портрет Кутузова, спасителя отечества, как его называли. Старый седой генерал прищурил единственный глаз и с гордостью смотрел на Владимира. Ну, куда большую ценность для молодого дворянина представлял третий портрет, где были изображены хозяева дома: мать в белоснежном платье, сидящая в кресле, отец в строгом военном мундире, стоявший немного позади и положивший руку на плечо супруге, и он, юный Владимир, отроду семи лет, в беленькой рубашке и с длинными черными, вечно растрепанными волосами.
Волков улыбнулся и опустился в кресло, стоящее напротив большого письменного стола. Затем он открыл нижний шкафчик, где у отца хранились все бумаги, и принялся их изучать.
Через какое-то время в дверь тихо постучали.
– Войдите, – произнес Владимир, не отрываясь от бумаг.
Дверь отворилась, и в комнату вошли Авдотья с большим подносом и Митяй Пафнутич.
– Ваш завтрак, барин, – сказала Авдотья.
– Утро доброе, барин, – поклонился Митяй.
– Доброе, – сухо произнес Волков. – Кстати, это хорошо, что ты зашел ко мне. Сейчас поможешь разобраться в отцовских бумагах, а заодно и про то, что в поместье делается, потолкуем.
– Слушаюсь, барин, – отчеканил управляющий.
Авдотья поставила перед Владимиром поднос со свежими горячими булочками, крепким чаем, маслом и клубничным вареньем в пиале. Увидев все это Волков улыбнулся.
– Как же я люблю твою стряпню, Авдотья, – любезно произнес молодой барин. – И как же я изголодался по ней в Париже. Никакая французская выпечка не сравнится с твоими сдобными булочками.
– Шутить изволите, барин, – смущенно заулыбалась Авдотья.
– Ничуть, – сказал Владимир и, взяв горячую булочку, принялся намазывать на нее масло, а затем и варенье, после чего с наслаждением откусил кусочек, и мечтательно закатив глаза, произнес: – Лепота!
– Кушайте, кушайте, барин, – произнесла Авдотья, польщенная такой похвалой. – Вон как на чужой земле исхудали-то. Но это ничего, мы тут вас откормим. Хотите порося вечером зарежем и приготовим? Молочненького, вкусненького!
– Порося говоришь?! А почему бы и нет. Можно и порося. Ну, хорошо, ступай, к вечеру видно будет.
Авдотья поклонилась и ушла, а Владимир, продолжая завтракать, начал разговор с управляющим. Митяй Пафнутич, расплываясь на комплименты и любезности, принялся рассказывать барину о делах хозяйских; о доходах и расходах; о том, как работают крепостные мужички, сколько урожаю собирают, и куда этот урожай идет; о том, что иногда крепостные и шалить изволят, но благодаря ему, Митяю Пафнутичу, строгому, но справедливому руководителю, которому покойный барин поручил все дела, и честь знают, и потому, чаще всего ведут себя смирно. Потом Митяй еще долго показывал Владимиру какие-то циферки, плюсики и минусики в учетной книге, ссылаясь, что под его руководством доход, который приносит поместье, в последние годы вырос, в чем только его, как управляющего, заслуга. И вообще, чтобы Митяй не говорил, все у него выходило хорошо и преотлично. От этой долгой и нудной болтовни у Владимира даже разболелась голова, и ему захотелось на воздух, поэтому барин резко захлопнул доходную книгу и произнес:
– Так, надоел ты мне! С этим закончим потом. А пока слушай, найди работников среди крепостных и распорядись, чтобы фасад в поместье подновили, подкрасили там, где надо, да и крышу подлатали. Понял?
– Понял, как не понять, – кивнул управляющий.
– Хорошо. А сейчас распорядись, чтобы мне коня приготовили да ружье. Хочу воздухом подышать, проехаться по окрестностям, может, и дичь какую подстрелю.
– Прикажете собак подготовить? У вашего батюшки такие собаки… – начал было Митяй, но Владимир оборвал его.
– Нет, не стоит. Только коня! Проедусь так, на удачу, я больше воздухом хочу подышать, чем поохотиться.
– Как будет угодно, барин, – кивнул управлявший и пошел выполнять поручение.
***
Спустя час, верхом на белом жеребце, Волков выехал из поместья. Несмотря на осень и уже пожелтевшие листья, день выдался теплым и солнечным. Черный щегольской костюм молодой дворянин сменил на более удобный, при верховой езде, серый. Охотничье ружье лежало в кобуре, привязанное позади к седлу. В общем-то, Владимир и не собирался охотиться, ему просто хотелось проветриться и посмотреть окрестности, но ружье всегда лучше иметь при себе на любой непредвиденный случай, который всегда мог приключиться в дороге. Впрочем, возможности подстрелить что-то на ужин он тоже не исключал.