Волки в городе
Шрифт:
Чувствуя, как тело его колотит мелкий озноб, Мик понял, что оторваться ему не удастся. Надо было срочно искать какое-нибудь укромное место и вступать в бой — времени оставалось все меньше и меньше.
Он выбрал небольшой пустырь, по которому блуждали лишь голодные псы, да пара ветхих стариков ковырялась в земле, в поисках еды, а может и просто пустых бутылок, которые даже при национал-коммунизме оставались для многих чуть ли не единственным источником дохода. Конечно, старики были не желательными свидетелями, но, с другой стороны, терять было уже нечего.
Мик развернулся на сто восемьдесят градусов
Кровавая схватка длилась всего несколько минут. Два изувеченных, покрытых глубокими укусами тела рухнули на землю. Мик, в отличие от его противника, у которого было перекусано горло, еще дышал. Но силы покидали его с каждой секундой. В голове рождались и умирали последние мысли, которые были о трех людях, ставших ему самыми близкими в последнее время….
Кротов прошелся из одного конца своего кабинета, больше походящего на небольшой спортивный зал, в другой, не проронив ни слова. Докладчик замер по стойке смирно, не смея даже поднять глаз на хозяина — всесильного министра национальной безопасности.
— Тела где? — бросил из дальнего угла Кротов, так тихо, что офицер с красной папкой в руках едва расслышал его.
— Согласно инструкции, товарищ министр, они были уничтожены в специальном крематории МНБ сразу же после их обнаружения.
— Все?
— Нет, тело офицера Одинцовой пока не кремировано. Родственники просили…
— Что? — Кротов стал подобен змее, удаву, медленно подползающему к жертве, чтобы зажать ее в смертельном кольце.
— Родственники… — упавшим голосом попытался продолжить докладчик, знавший, что Одинцова была дочерью одного из начальников управления Министерства, который распорядился тело не кремировать.
— Сжечь эту шлюху! — разбрызгивая во все стороны слюну, внезапно взорвался Кротов.
— Слушаюсь!
— Что с Романовым?
— Лицо изуродовано. Лишился обоих глаз. Сейчас его оперируют, но…
— Пусть прерывают операцию — государство не обязано тратить деньги на лечение тех, кто не может обеспечить его безопасность.
— Слушаюсь!
— Пошел вон! — гаркнул Кротов и со всей силы ударил
кулаком по столу.
Глава 2
Следующие два дня после разговора в штабе и фактического переворота внутри организации, Гром ходил как в воду опущенный Больше всего его волновала судьба Пэм, которой он никак не мог помочь… И чем больше он думал о тех страданиях, которые ей, возможно, приходится переносить, тем острее он понимал, что эта девушка ему далеко не безразлична. Сам себе Гром боялся в этом признаться, но сердце отказывалось подчиняться мозгу.
Он старался заниматься обычными делами, работой, которой хватало. Высокая должность, на которой он находился благодаря своему происхождению, с одной стороны позволяла чувствовать себя расслаблено и даже несколько беззаботно, но с другой — требовала предельной концентрации, так как любая оплошность могла больно ударить по его отцу.
Сидя в кабинете, общаясь с людьми, ходя по длинным полутемным коридорам с красными ковровыми дорожками на полу, Гром беспрестанно думал об одном: что будет дальше? Игра явно перешла все границы и вышла из-под контроля. Он присоединялся к «Волкам», когда это была безобидная организация, состоящая из детей элиты, которая решила позабавиться. Потом планы стали более серьезными, появились конкретные цели. Но, то, что начало происходить сейчас никак не входило в планы Константина…
— Ты чего грустный такой?
Гром обернулся и увидел своего коллегу Макса Пашутина. Макс пришел на работу в аппарат Правительства СНКР практически одновременно с ним. Они были погодками и сразу же нашли общий язык. Одно время Гром даже хотел привлечь Макса к деятельности «волков», но Крот посоветовал ему этого не делать:
— Не стоит, Гром, — сказал он тогда. — Ненадежный он, мне кажется…
Тогда Костя удивился такому ответу. Дело в том, что отец Пашутина занимал не последнее место в системе МНБ, работал вместе с отцом Кротова — по идее, он должен был вполне подходить.
— Да брось, Крот, — попытался переубедить товарища Константин. — Макс нормальный парень.
— Нет, — последовал ответ.
Больше они к этому не возвращались, к тому же Крота поддержало еще несколько человек, так что вопрос был закрыт.
— О, Макс, привет! — Гром был рад встретить в этих деловых холодных коридорах человека, с которым он мог быть мене официальным и чуть более открытым. — Да вот, все никак не могу понять, что могло случиться с Леной…
— Да, странная история, — задумчиво ответил Пашутин. — Будем надеяться, что все обойдется. Ты, кстати, пообедать сегодня не хочешь сходить в клуб?
«Клубом» молодежь, работавшая в здании, называвшимся когда-то Белым домом, называла небольшое полузакрытое кафе недалеко от метро «Баррикадная». Негласно туда пускали только по удостоверениям правительственных структур, а потому случайных людей в заведении практически никогда не было.
— Давай, — с радостью согласился Громов. — Хорошая идея!
Они договорились о времени и разошлись по своим делам.
В назначенный час Гром спустился в холл и встал около доски объявлений, дожидаясь Макса. Мимы шныряли сотрудники аппарата. С деловыми лицами, портфелями в руках и в неизменных серых строгих костюмах одинакового покроя, являвшимися униформой сотрудников государственных учреждений, они нескончаемым потоком втекали в здание и вытекали из него наружу, символизируя своим движением постоянство рабочего процесса, четкость ритма функционирования государственной машины.
Грому всегда нравилась эта атмосфера. Иногда, конечно, он уставал от однообразия и бесконечного серого фона, но эта усталость обычно очень быстро сменялась очередным подъемом и приливом чувств искренней любви к своей работе, понимаем важности выбранного им дела. Гром понимал, что чиновничья работа, при всей своей внешней скучности и непривлекательности, несет в себе глубокую философию, формирует особый уклад, систематизирует мысли. Впрочем, понимал он и то, что многое зависит от человека — кого-то монотонность отупляла. Но так ведь и дворник может работать абсолютно по-разному: либо творчески подходить даже к подметанию улиц, либо тупо мести метлой, ненавидя все вокруг. Да, все внутри каждого человека…