Волна страсти
Шрифт:
Что же касается его самого…
Кеннет подошел к камину и погладил деревянную, украшенную инкрустацией поверхность. Эта привычка осталась у него с детства, когда он гладил вырезанные из дуба фигурки и сочинял про них разные истории.
Саттертон вернет смысл его жизни. В грязных казармах и изнуряющей испанской жаре, холодными зимними ночами, перед каждым новым сражением – всегда он мечтал, каким сделает свой дом, когда унаследует его. Он вынашивал грандиозные планы о восстановлении обветшалого здания с сохранением, однако, всех примет стиля эпохи Тюдоров.
Кому от этого будет хуже? Если сэр Энтони виновен, то он понесет заслуженное наказание, несмотря на свои заслуги перед Англией. Если же он невиновен, то правда облегчит душевные муки лорда Боудена. Если же вообще ничего не удастся доказать, ему, Кеннету, все равно достанется Саттертон.
Внезапно Кеннет вспомнил, что только час назад он был готов продать дьяволу душу, лишь бы спасти имение, и у него от такого сравнения заломило в затылке. «Но ведь Боуден не дьявол, – тут же успокоил себя молодой человек, – а обычный человек, джентльмен, желающий выяснить все до конца».
Кеннет посмотрел на своего гостя.
– Мы должны составить контракт, где наши договоренности будут расписаны по пунктам.
В глазах Боудена вспыхнуло торжество.
– Разумеется. Несите перо и бумагу, и мы немедленно приступим к делу.
Полчаса взаимных обсуждений – и контракт был готов. Каждый джентльмен имел свою копию. Контракт составлялся не для публичного обозрения, а для того, чтобы исключить все недомолвки и неточности.
Итак, контракт был подписан, и Кеннет предложил тост:
– За успех нашего совместного дела!
Боуден поднял стакан:
– За успех!
Одним глотком он втянул в себя содержимое стакана и выплюнул бренди в камин. Пламя вспыхнуло ярче, подняв столб синих искр.
– Пусть мой брат сгорит в аду за совершенное им преступление, – выдавил Боуден прерывающимся голосом.
Его слова свинцовой тучей повисли в воздухе.
– Вы говорили, что я должен проникнуть в дом сэра Энтони, – сказал Кеннет, нарушая тягостную тишину. – Если вы все так хорошо продумали, то у вас должен быть и план проникновения.
Боуден кивнул.
– Секретарь моего брата нашел себе более выгодное место. Морли был мастером на все руки, и на нем держался весь дом. Без него все хозяйство в самое ближайшее время придет в упадок и в доме наступит хаос. Идите к моему брату и просите место секретаря.
– Почему вы считаете, что он захочет взять меня на секретарскую работу? У вашего брата отбоя не будет от желающих заменить Морли.
– Если вы появитесь в его доме первым, Энтони не станет давать объявления по поводу нового секретаря. Здесь вам поможет ваша служба в армии, так как мой брат питает особое пристрастие к военным, но главную роль, конечно, сыграет ваша причастность к искусству. – Боуден на минуту задумался. – Не мешкая отправляйтесь в дом Энтони и, сославшись на пожелавшего остаться неизвестным друга, заявите, что ваши недюжинные способности и неплохое знание дела могут сослужить ему хорошую службу. Уверяю
Кеннету хотелось надеяться, что все будет так легко и просто.
– Есть ли в особняке другие домочадцы? – спросил он. – Сэр Энтони все еще вдовеет?
– Пока да, – ответил Боуден, заметно колеблясь. – По-видимому, он решил, что его новый брак даст пищу для сплетен и подозрений.
– У сэра Энтони есть дети? – продолжал интересоваться Кеннет, прихлебывая бренди.
– Дочь по имени Ребекка. Сейчас ей двадцать семь лет. Старая дева, потерявшая девственность.
– Можно ли женщину, потерявшую девственность, называть старой девой? – удивился Кеннет.
Боуден пожал плечами.
– Можете называть ее шлюхой, если вам это больше нравится. В восемнадцать лет она убежала с непризнанным поэтом, и у нее не хватило ума женить его на себе.
«Тайное бегство – характерная черта этой семейки», – отметил про себя Кеннет.
– Она живет с отцом? – продолжил он свои расспросы.
– Да. Папаша принял непутевую дочку обратно, и это говорит явно не в его пользу.
Кеннет не мог с этим согласиться. Он считал, что было бы крайне бессердечно оттолкнуть от себя дочь за ошибку, совершенную в юности, однако решил оставить свое мнение при себе.
– Мне кажется, что она уже достаточно взрослая, чтобы вести хозяйство своего отца, не прибегая к помощи секретарей, – сказал он. – Почему она этого не делает?
– Возможно, она ленива или просто глупа. Вам предстоит это выяснить. – Боуден поднялся и холодно улыбнулся. – В конце концов я собираюсь платить вам за то, чтобы вы узнали все подробности семейной жизни моего брата.
Проводив гостя, Кеннет остановился в холле. Ему почудился слабый запах плесени, но, может, это была и сера.
Прежде чем переодеться к обеду, Кеннет пошел к сестре, чтобы сообщить ей последние новости. Она сидела у окна своей спальни и, пользуясь последними лучами заходящего солнца, что-то штопала.
Нахмурившись, Кеннет прошел прямо к камину.
– Ты заморозишь себя, Бет, – сказал он. – Тебе надо следить за здоровьем.
Бет отложила работу и посмотрела на брата.
– Зачем напрасно тратить уголь? Я уже привыкла к холоду.
Став на колени, Кеннет подбросил добрую порцию угля в едва тлеющий огонь. Раздув огонь мехами, он поднялся и уже был готов заговорить с сестрой, но тут его взгляд привлекла небольшая картина.
– Господи, да это же Рембрандт! Я думал, его тоже вывезли.
– Прости, но я вчера была так взволнована встречей с тобой, что забыла сказать тебе об этой картине. – Бет снова принялась за работу. – Каждый раз, когда Гермион приезжала сюда, она увозила с собой что-то ценное. Я знала, что ты любишь эту картину, и перенесла ее в свою комнату, завесив пустое место небольшой акварелью. Гермион заходила сюда однажды, но не обратила на нее внимания.
– Спасибо Господу за это чудо! Этот шедевр стоит более сотни фунтов. Гермион сгорела бы от алчности.