Волна вероятности
Шрифт:
(Эта небольшая парковая беседка вся, изнутри и снаружи, от пола до потолка, увешана сердцами – самодельными, сувенирными и специально изготовленными на заказ, большими и маленькими, керамическими, каменными, бумажными, тряпичными, металлическими, меховыми, стеклянными, да из чего их только не делают; в общем, какими угодно, лишь бы это были сердца. Кто это первым начал, никто уже и не помнит, а может быть, с самого начала не знали. Факт, что несколько лет назад кто-то прилепил на стену в беседке зеркальце в форме сердца, такие тогда продавались в Икеа, пачками, по несколько штук. Потом появилось второе, большое, пестрое, сшитое из тряпичных
Герц входит в парк; он не помнит, как парк называется, потому что об этом не думает, это просто их с Аней парк. Но, если какой-нибудь заплутавший прохожий спросит, где оказался, Герц сразу вспомнит, что здесь – Бернардинский сад. Впрочем, прохожих как не было, так и нет. Герцу пока все равно, он бежит по газону, по клумбам, перепрыгивая через цветы, сокращая путь, прямо к беседке, где ждет его Аня. Раньше пришла, но дождалась, молодец.
– Здесь я, здесь, вот уже прямо тут! – издалека кричит Герц.
Аня машет рукой и смеется.
– Щелбан за опоздание! – объявляет она.
Счастливый Герц подставляет ей лоб, чувствует легкое прикосновение прохладных Аниных пальцев. Как хорошо!
– Как хорошо! – произносит он вслух.
Аня с ним соглашается:
– Да, хорошее дело – за опоздания избивать!
Они смеются; вместе смеяться, обнявшись – это почти как заниматься любовью. Ну или не почти.
Пока они стоят и смеются, в парке начинает играть музыка, что-то смутно знакомое с детства, кажется, это Пьяццола [18] (а может, и нет). Только что музыки не было, но теперь она звучит как нечто само собой разумеющееся, словно играла – ладно, не вечно, конечно, но как минимум все то время, пока Аня Герца ждала. Потому что оба, Аня и Герц, знают, зачем они встретились вечером в парке. Чтобы вместе потанцевать.
18
Астор Пьяццолла – аргентинский композитор, родоначальник стиля, получившего название «танго нуэво» (исп. tango nuevo, «новое танго»).
«Здесь иногда играет оркестр», – помнит Аня (и оркестр действительно появляется чуть поодаль, на маленькой сцене, над сценой натянут тент). «А иногда, – вспоминает Герц, – просто крутят разную музыку в записи» (оркестр исчезает, музыка становится громче, потому что динамик стоит на пороге беседки, вот прямо здесь). «По понедельникам и четвергам, – знают оба, – здесь бесплатно проводят уроки танго для всех желающих. А в остальное время горожане просто так собираются и танцуют, как могут, чтобы получить удовольствие, не обязательно что-то уметь».
И теперь на поляне вокруг беседки Сердец кружатся и просто топчутся под музыку пары. Их не то чтобы много. Пять, вместе с Аней и Герцем шесть. И еще несколько человек стоят в стороне, трое о чем-то болтают, кто-то курит, кто-то фотографирует, кто-то ждет своих опоздавших, кто-то – приглашения потанцевать. Есть они на самом деле, или их нет – слишком сложный вопрос, у меня на него нет ответа. Но можем сойтись на том, что те горожане, кому сейчас снятся танцы в любимом парке, каким-то образом присутствуют тут.
Во всяком случае, Герцу сейчас все равно, откуда взялись танцоры и музыканты (Аня снова вспомнила про оркестр, и он убедительно есть). Герцу важно, что Аня. Что он с ней танцует. Договорились встретиться вечером в парке, он опоздал, но она подождала, и вот они оба здесь.
Герц шепчет, касаясь губами шеи (без шарфа, а вечер холодный, надо бы все-таки свой на нее намотать):
– Аня, Анечка, правда, мы после танцев пойдем ко мне? Если ты потом передумаешь, я пойму, не обижусь, но вот прямо сейчас, пожалуйста, скажи «да».
Аня смеется:
– Вот как у тебя получается? Слушаю и верю, будто ты действительно сомневаешься и боишься, что я откажусь. Мы уже восемь лет женаты, а ты все волнуешься, мой дорогой.
– Разве уже женаты? – рассеянно переспрашивает Герц.
– Ну или будем женаты потом, – пожимает плечами Аня. – Неважно! Точно сейчас не помню. Но откуда-то знаю, что именно восемь лет.
Герц совершенно не удивляется такой постановке вопроса. Он рад:
– То есть, все у нас получилось! Однажды ты согласилась пойти ко мне.
– Много раз согласилась, – улыбается Аня. – Теперь уже не сосчитать.
Им кажется совершенно нормальным, что оба не помнят, были они женаты или будут когда-то потом. Когда времени больше нет, настоящее, прошлое, будущее – это просто формы глаголов, их приставки и суффиксы, и чего там у глаголов бывает еще.
Однажды весенним вечером, который никогда не наступит, Герц и Аня танцуют под неведомо откуда звучащую музыку в несбывшемся Бернардинском саду, рядом с невозможной беседкой Сердец. Герц и Аня любят друг друга. Их вообще не волнует, есть они или нет.
Лейн, осень 1-го года Этера
Шала Хан (я все по привычке порываюсь назвать его Самуилом, но дома, в Лейне, он все-таки Шала Хан) закончил второй перевод быстрей, чем надеялся – после каникул в Грас-Кане все стало легко. Сдал работу в издательство и наконец-то выдохнул, потому что сделал все, что зависело от него. Первая Юратина книга, перевод которой он завершил еще летом, сейчас лежала у типографских верстальщиков, вторую отдали редактору, и то, и другое надолго, тут Шала Хан ничего изменить не мог. Производственный процесс в Ги-Лан?и неторопливый, любой, кто с ними работал, знает по опыту, что его не ускоришь ни уговорами, ни скандалами; ладно, зато в итоге всегда получается хорошо.
Прежде он любил это неприкаянное состояние, когда новая книга еще не вышла, а ты уже закончил свою часть работы, ждешь результата и не знаешь, что дальше, не придумал, чем займешься потом. Поэтому можно просто бездельничать. Делать, чего душа пожелает, как в ТХ-19 в сходных ситуациях говорят.
Душа Шала Хана желала всего и побольше, особенно срочно отправиться в Тёнси – ну, как всегда. Но у остальных его составляющих на это пока не было сил. То есть, на само путешествие были, добраться до Тёнси вообще не проблема, когда ты – адрэле из Лейна, тебе туда путь открыт. Сил не хватало на то, чтобы в мире веселых духов как следует, мощно и ярко быть. Все-таки слишком много энергии вложил в переводы («Нет, не „слишком“, – поправляет меня Шала Хан, – вложил сколько надо, тем, кто любит работать экономно, вполсилы, лучше вовсе не браться переводить»).