Волна вероятности
Шрифт:
В первый момент его почти по-настоящему испугало лицо бариста, закрытое хирургической маской. Как будто вместо кофейни внезапно оказался в местной больнице, жуть. Он впервые с таким столкнулся, потому что больше года не работал в ТХ-19 и весь карнавал пропустил. Ну то есть не весь – вот же, пожалуйста. Остатки сладки. Наслаждайся потусторонней экзотикой, дорогой.
Потом он понял, что вышел из дома без кошелька и без банковской карты, такой молодец. Ладно, что делать, не бежать же обратно. Сказал на родном языке: «Ты сейчас подаришь мне один черный кофе», – и получил изумленный взгляд из-под маски и картонный стакан. Пообещал себе сегодня же вернуться с деньгами и возместить недостачу. Свинство,
Уселся на лавку под отцветающим, но все еще роскошным каштаном, попробовал кофе. Изумился: ну надо же! Почти как в «Мы сами». Не в хозяйскую смену, не в лучший их день, но сам факт! В ТХ-19 не умеют готовить кофе, сравнимый с нашим. А эти… хирурги внезапно умеют. Чудны дела твои, господи. Ну или чьи это там дела.
Примерно на середине стакана с него наконец-то слетели остатки сна. Но не память о сновидениях. Никуда не делась она. С одной стороны, это счастье. «А с другой, что мне теперь с таким счастьем делать? – думал Миша (Анн Хари). – Вряд ли я справлюсь сам. По-хорошему, надо рассказать это Саше. Во-первых, у самого в голове тогда все нормально уложится. Так всегда бывает, когда немыслимую информацию переводишь в обычные человеческие слова. А во-вторых, Саша умный и опытный. Он живет очень долго и знает всего до хрена. И хочет, чтобы я был в порядке. Ему позарез это надо; мне, конечно, фантастически повезло. Саша мне быстро поставит башку на место. А потом можно будет вернуться сюда, – рассудительно говорил себе Миша (Анн Хари). – Сегодня же и вернусь. Буквально часа через три-четыре. До вечера точно успею, в «Крепость» без меня не уйдут. А то я вчера был натурально контуженный, дорогу вообще не помню, и адрес у меня не записан. Ни хрена в этом городе сам не найду».
План казался вполне разумным. Собственно, таковым он и был. Миша допил кофе, поднялся и огляделся по сторонам в поисках укромного места, где его уход никто не увидит, но не нашел ничего подходящего; впрочем, можно уйти из Тимкиного подъезда, уж там-то точно свидетелей нет. «Так и сделаю», – решил Миша (Анн Хари), но не успел даже выбросить пустую картонку: его сбил с ног (и с толку) маленький белый вихрь.
Формально вихрь был блондинкой в белом спортивном костюме, но по сути и ощущениям – именно вихрь. Как давешний ветер, который дул на мосту отовсюду. Только не холодный, а теплый. И хорошо знакомый. Драгоценный, самый любимый, лучший на свете вихрь.
Женщина в белом с разбегу его обняла и заорала:
– Мирка! А ты мне не верил, что еще встретимся! Потому что балда!
Миша (Анн Хари и Мирка, уменьшительное от Казимир) не произнес ни звука. Он вообще забыл разом все языки. Помнил только имя Аньов и его зеленую тень до неба во сне, который не сон. «Стоп, погоди, не сходи с ума, – говорил себе Миша (Анн Хари). – Это просто незнакомая женщина. Но все равно почему-то он».
– Ты вообще хоть что-нибудь помнишь? – спросила женщина в белом (теплый вихрь, зеленая тень и Аньов).
Он кивнул, отрицательно помотал головой, тут же снова кивнул. Подумал: «Я сам не знаю», – но не смог сказать это вслух.
– Все с тобой ясно, – улыбнулась она. – Давай-ка сядем покурим. Лучший способ быстро прийти в себя.
Усадила Мишу на ту самую лавку под каштаном, с которой он только что встал. Выдала сигарету, помогла прикурить. Предложила:
– Давай я возьму нам обоим кофе. А ты за это меня дождешься, никуда отсюда не денешься. Даже если просто мне примерещился, не перестанешь мерещиться. Дил?
Миша так удивился английскому слову, что сразу обрел дар речи. И согласился:
– Deal [21] .
Сидел на лавке, курил, и это было так же немыслимо, как все остальное: табак из ТХ-19 он совершенно не выносил. Когда шел работать, брал с собой пачку легких сигар из дома, ему надолго хватало, он мало курил. «Но в той жизни во сне (не во сне!), – вспомнил Миша, – я курил очень много. Буквально одну за другой. Благо табак там, тогда, никогда был хороший, чуть ли не лучше домашнего. И этот примерно такой. Вот интересно, откуда?.. Стоп, а я вообще просыпался? – спохватился Миша (Анн Хари). – Или все еще вижу тот предутренний сон? Интересно, а кто его видит? Кем я проснусь? Какой окажется жизнь наяву? В ней будут Лейн, Грас-Кан и все остальные города Сообщества Девяноста Иллюзий? А наши пароходы и поезда? А Саша? А Надя и Тим с Самуилом? Пусть они будут, пожалуйста. Я не согласен без них».
21
Здесь (и выше, где «дил» кириллицей) – договорились, по рукам (англ.).
Женщина в белом вернулась с кофе. Кофе был очень горячий, даже губы немного обжег. Неприятное ощущение. Зато совершенно не похоже на сон. Миша настолько проснулся (или уснул еще глубже, или просто окончательно чокнулся, хрен разберешь), что сказал незнакомке, как сказал бы Аньову:
– Ты вообще на себя не похож.
– Но ты-то меня узнал, – пожала плечами женщина в белом. – Вот что значит настоящий художник. Видишь суть, а не форму. Тебя не проведешь!
– Я не художник, а просто Ловец книг из Лейна, – зачем-то сказал ей Миша (Анн Хари и Казимир).
– Да знаю, – усмехнулась женщина в белом. – Ты мне это в самом начале знакомства уже говорил.
Вот тогда до Миши дошло окончательно (не окончательно, но хотя бы отчасти наконец-то дошло), что происходящее – происходит. С ним самим, а не с книжным героем. Что Аньов настоящий, хоть и блондинка в спортивном костюме. Что он сам настоящий – Ловец книг из Лейна, художник, Миша и Казимир, все сразу, все сразу. Сон это явь, а явь – нет, не сон.
Он рассмеялся и, наверное, сразу заплакал, судя по тому, как изменился, поплыл и пошел потеками видимый мир. Попробовал что-то сказать, но ему удавались только отдельные звуки, они не складывались в слова.
– Ты лучше всех в мире, – сказала ему женщина в белом. – С остальным потом как-нибудь разберешься, а это, пожалуйста, сразу знай.
Миша (Мирка, Анн Хари) кивнул – буду знать. И привычно (привычно! полвека спустя!) подумал: «А ты – до неба». Он всегда Аньову так отвечал, когда смущался или просто не знал, что сказать.
– Был когда-то до неба, – усмехнулась женщина в белом. – Была.
Чтобы успокоиться, взять себя в руки, отвлечься, он спросил (хотя не планировал, вообще об этом не думал тогда):
– Слушай, а почему я стал Казимиром? Откуда это имя взялось?
– Это все, что тебя волнует? – рассмеялась она.
– Вот прямо сейчас совсем не волнует. Просто надо с чего-нибудь начинать. А у меня голова пустая. И звон в ушах. Я вообще до сих пор не уверен, что бодрствую. Хотя кофе-то горький. И дым сигареты. По идее, не бывает такого яркого вкуса во сне. Но мало ли что «по идее». Я же ни черта не знаю о сновидениях. Снятся, и хорошо, и спасибо. Зачем о них что-то знать. Когда я нашел книги Кастанеды, долго не мог понять, что это – такая авангардная беллетристика или просто бесполезный для нас научпоп. Но когда дочитал до осознанных сновидений, решил, что сто процентов фантастика. Никто такой ерундой заниматься всерьез не мог! Хотя потом эксперты Большого Совета сказали, что в некоторых реальностях, в том числе группы ТХ, люди действительно учатся осознанно действовать в сновидениях. И у них иногда получается, если не врут… Ай, неважно. Я хотел говорить не об этом. А сам не знаю, о чем. Я сейчас совсем чокнутый. Но счастливый. Самый счастливый на свете больной на голову псих.