Волна вероятности
Шрифт:
– За что тебя извинить?
– За то, что ты ничего не знаешь, потому что я ничего толком не объяснил. Я просто не представляю, как все это описывать. С чего начинать. Что можно рассказывать, а о чем пока лучше молчать. И какими словами…
– Какими словами молчать, – подхватил Шала Хан. – Понимаю. Я же был там. И Та Ола, и Дилани Ана. Мы гуляли с Юрате и случайно туда забрели. Нет, «забрели» неудачное слово, просто реальность вокруг нас изменилась. Все стало совершенно иначе, включая погоду и настроение, как бывает в момент Перехода. Только без Перехода. Скажем так, без того, что я привык считать Переходом. Не представляю, что это был за процесс.
– Ого! То есть
– Юрате сказала, так иногда бывает. Изредка. Не по заказу. Нам в тот раз повезло. И теперь я тоже не знаю, какими словами нашу прогулку и обед у Тетки даже наедине с собой вспоминать.
– «Голод и тетка»? – обрадовался Анн Хари. – Отличное место! Лучшая пицца в городе. Я часто у них обедал, когда… никогда… пока там был. Кстати, целых четырнадцать лет, если считать, сколько раз мы встречали там Рождество; правда, я не уверен, что наши праздники совпадали хоть с каким-нибудь календарем. Но четырнадцать лет вполне похоже на правду – и по внутреннему ощущению, и по тому, сколько я там сделать успел. А в Лейне, пока я отсутствовал, прошло всего три года и сколько-то дней. Время творит, что хочет. Подозреваю, что когда живешь в невозможной реальности, дома может пройти и два дня, и тысяча лет. Мне повезло, пропал всего на три года. И всех знакомых-приятелей, вернувшись, застал в живых. Друзей-то у меня тогда толком не было. Я не умел дружить. А там, нигде, тогда, никогда – научился. Мне сейчас кажется, это было важнее всего. И еще что я оказался художником. Вдохновенным и очень счастливым, невзирая на непростые, скажем так, обстоятельства.
– Почему-то это легко представить. Я имею в виду, тебя в роли художника. Как будто всегда о тебе это знал.
– Спасибо. Вот тебе за это самая главная тайна: картина, которую нашел Отто, – моя.
– Ну ни хрена себе новости, – присвистнул Шала Хан. – Причем теперь так и тянет сказать: «Я это сразу понял». Хотя не понял я тогда ни черта.
– Да я сам ни черта не понял, – усмехнулся Анн Хари. – До сих пор. И вспомнил не все, даже не половину. Разрозненные фрагменты. Но знал бы ты, как я этим фрагментам рад! Я же все это время подозревал, что со мной случилось нечто ужасное. Поэтому ничего и не помню. Психика наотрез отказалась с такой информацией сосуществовать. Или хуже того, это я сам был ужасный. Трус, злодей и предатель, какие только в книжках бывают. Или кровавый маньяк-потрошитель. Или такое чудовище, что в нормальном состоянии даже вообразить не могу.
– Просто ты читал слишком много Стивена Кинга, – сочувственно сказал Шала Хан.
– Совершенно с тобой согласен. Я же все его переводы сам редактировал и доводил до ума. В ТХ-19 в подобных случаях говорят: «карма такая». Точно она!
Переглянулись и рассмеялись. Задремавшая было Бусина проснулась и что-то недовольно пробормотала. Больше похоже на «вашу мать» по-русски, чем на нормальное «мяу».
– Все так странно, – сказал Анн Хари, когда они вышли в Козни, на конечной, на трамвайном кольце. – Вроде бы только вчера отсюда уехал. Вечером! Меньше суток назад. А кажется, годы прошли. И все изменилось. Хотя понятно, что изменился я сам.
– Так еще бы! – кивнул Шала Хан. – Те четырнадцать лет, о которых ты вспомнил, для тебя и прошли. И глаза стали глазами художника, которым ты тогда был. Все логично. А что логика нелинейная, не проблема для тех, кто лекции на философском слушать ходил.
– Я, кстати, редко ходил, – признался Анн Хари. – Мне и без философии с собой всегда было сложно. А с ней получался совсем перебор.
Кошка Бусина неодобрительно пискнула и заворочалась у него за пазухой.
– Тоже не одобряет философов, – обрадовался Анн Хари. – Какой умный зверь! Ну или пить захотела. Или, чего доброго, в туалет. Потерпи, дорогая, – сказал он кошке. – Скоро уже придем.
Шала Хан улыбнулся:
– Я тогда сам чуть не свихнулся от обилия противоречивых теорий и философских школ. Даже на несколько лет вернулся к родителям, чтобы пореже оставаться наедине с собой. Но в жизни эти знания мне пригодились как мало что. Сталкиваешься с очередным непостижимым и вспоминаешь: я о чем-то похожем уже на лекциях слышал. Ну или читал. И ум успокаивается. Снова обретает способность нормально обрабатывать информацию. Если бы не теория Тимы Шарели Лори о балансе равноправных вероятностей, я бы тогда в пиццерии «Голод и тетка» вообще не понял, что происходит и куда я попал. Хотя там, конечно, ни баланса, ни равноправия, и вообще все иначе. Но хоть какую-то точку опоры, фундамент для понимания мой ум сразу нашел. Ну и дальше слушал спокойно Юратины объяснения. Лбом об стены не бился и не кричал.
– Мне точно не помогло бы, – вздохнул Анн Хари. – Я иначе устроен. Чужие теории для меня вообще не опора. Чтобы понять нечто новое, мне надо его прожить. Про неосуществившуюся вероятность я до сих пор толком не понимаю – как вообще такое возможно? Кто допустил? Но когда сегодня там оказался, сразу вспомнил одну ни на что не похожую штуку: постоянное усилие быть. Мне кажется, что-то подобное должны ощущать зарытые в землю луковицы первоцветов. Или просто посаженные семена… О, слушай, кажется, я понял, почему так зверски устал. Я там сразу вспомнил это усилие и теперь его постоянно делаю. Уже не надо, я дома, но не знаю, как перестать.
– Как ни странно, я, наверное, понимаю, – кивнул Шала Хан. – Будь я врачом, прописал бы тебе напиться и сутки проспать.
– Сутки проспать, – мечтательно повторил Анн Хари. – Отличный врач из тебя получился бы. Твой рецепт звучит как сладкий соблазн.
Ший Корай Аранах увидел их с крыши и помахал рукой. Крикнул:
– Вы уже вернулись? Так быстро?
– Лично я пока не очень-то и вернулся, – рассмеялся Шала Хан. Погладил на прощание кошку, высунувшую из-за пазухи нос, обнял Анн Хари, скороговоркой сказал: – Кофе не буду и грайти тоже не буду. А то потом уходить не захочется, знаю я вас. Скоро увидимся! Где-нибудь. Здесь или там.
Развернулся и не пошел, побежал вприпрыжку, как школьник – от избытка энергии, радости и новостей.
– Это он тебя провожал? – спросил Ший Корай Аранах. – Что-то случилось?
– Еще как случилось, – ответил Анн Хари, на всякий случай, по-русски. – Случилось – все!
Лейн, осень 1-го года Этера
Сел на крыльцо рядом с Ший Корай Аранахом, сказал:
– Во-первых, кошка. Я ее называю Бусиной, но вообще-то правильно Бусена, через «е». С литовского языка переводится как «состояние», «образ жизни» или «положение дел».
– Удачное имя для кошки, – одобрил тот. – Ты в ТХ-19 ее подобрал? Ну и правильно. Сколько можно одни книги оттуда таскать.
– Формально в ТХ-19, но по сути все-таки нет. Эта кошка из настолько немыслимого пространства, что я его даже вспомнить не мог много лет.
– А теперь, получается, вспомнил?
– Кое-что. Но это потом. Сначала про Бусину. Это вообще ничего, что я ее к тебе притащил?
– Если ей тут понравится, я только за.
– С чего бы ей не понравилось? Ты отличный. И у тебя такой сад! Будь я котом, с удовольствием тут поселился бы… Хотя я же и так.