Вольная натаска
Шрифт:
Он тоже сразу полюбил своих соседей, будучи человеком очень общительным, и ему доставляло тайное удовольствие каждое утро встречать на кухне милую Анастасию Сергеевну, слышать ее голос, видеть заспанные, припухшие после сна глаза, непричесанные волосы. А поздно вечером желать ей спокойной ночи и засыпать с легким и счастливым видением, без всяких, казалось бы, причин пролетавшим перед его мечтательным взором в образе очень приятной соседки. Измученный и на всю жизнь напуганный семейной жизнью, он и подумать боялся о новой женитьбе, но, живя теперь бок о бок со счастливой семьей, стал сомневаться. Но никогда ни единым словом, жестом или каким-либо намеком не оскорбил
Для него было истинной радостью, какой он никогда не испытывал раньше, приходить с работы домой и видеть соседей, которых он в минуты веселья называл матросами, особенно если приходил навеселе и приносил бутылочку. «Ну, матросы, что будем с бутылкой-то делать?» — спрашивал он, веселя Воркуевых хитрыми и добродушными глазками, которые, словно бы оседлав и пришпорив большущий, расплывшийся по лицу нос, казались очень маленькими, придавая морщинистому и неказистому лицу какую-то забавную детскость. Серая челка наплывала на очень подвижную кожу низкого и угрюмого лба, а брови Андрея Ивановича каким-то удивительным образом могли вдруг подпрыгнуть в веселом смехе до этой жесткой челки. Из щедрого носа его высовывались толстые и упругие, как китовый ус, сипящие при выдохе и вдохе седые волосы, которые, видимо, все время щекотались, потому что Андрей Иванович частенько морщил свой нос и постукивал по его мясистому кончику пальцем, как это делает кошка, почесывая ухо задней лапой.
Ему бы, конечно, жениться. Он и сам в последнее время подумывал об этом, но — странное дело! — ему казалось, что привести сюда, в эту квартиру, чужую женщину никак нельзя. Он со стыда сгорел бы перед своей соседкой!
Вот такие чувства испытывал сутулый, узкоплечий и носатый человек, похожий на сказочного, веселого, старого осетра.
Теперь он сидел возле раковины на табуретке и, читая газету, ждал, когда закипит чайник. А Верочка гладила свой бело-розовый интим, к которому она с некоторых пор относилась с особенной заботой и вниманием.
Андрей Иванович, отвлекаясь от чтения, бездумно смотрел, как Верочка гладила свои малюсенькие прозрачные платочки, и ему было приятно это бессмысленное созерцание ловкой женской работы, приятно было вдыхать пар, пропахший свежим глажением, и слышать, как поблескивающий утюг, шипя, выжимает жаром этот душистый и какой-то очень домашний, уютный пар из увлажненной ткани. «На свадьбу — подумал он с нежностью, — надо ей подарить сережки. Серебряные, с камушками. Рублей за двадцать. А жениху портсигар с червончиком вместо сигарет. И отмочить чего-нибудь про голубые фиорды и тоску матросов, чтоб пооригинальней…»
Как это ни странно, он легко и безоговорочно принял Тюхтина, хотя Коля Бугорков когда-то очень не понравился ему: то ли в нем говорил бес противоречия, то ли какая-то тайная ревность, ибо парень нравился Анастасии Сергеевне, но, вероятнее всего, в этом сыграла главную роль первая их встреча.
Похоронив друга и возвращаясь пьяным с поминок, он вышел проходным двором к дому и увидел в темноте двора, в осенней его оголенности и заброшенности тихую и отрешенную от мира парочку на скамейке. У девушки туманно светились колени, а парень навалился темной своей силой на нее, прикрыв как будто от посторонних взглядов и от холода ее лицо, грудь и руки.
В печально-чувственном опьянении, томясь в одиночестве, Андрей Иванович, как человек очень общительный и простодушный, тут же подошел к скамейке, совершенно уверенный, что молодые люди поймут его порыв, посочувствуют ему и откликнутся на его горе. Сам-то он хорошо понимал их в эти минуты и обязательно должен был сказать о своей любви
Парень отпрянул, а девушка торопливо поправила пальтишко, склонила голову, пряча лицо, и что-то тихо сказала насторожившемуся парню.
Но он уже узнал в ней соседскую дочку. и, понимая, как она смущена, и тоже смутившись на мгновение, с еще большей нежностью и пьяной любовью сказал ей удивленно:
— Да не прячься ты, чудачка! Не бойся меня! Я вам, ребятки мои дорогие, только самого хорошего хочу. Любите друг друга… А я сегодня выпил маленько… Похоронил Борьку Серегина, моего друга старого, и вот… выпил… Но это ничего! Матросы! А если я вам, между прочим, помешал, вы так и скажите: иди, мол, отсюда, дурак пьяный. Я не обижусь.
Парень усмехнулся и сказал:
— Ну что вы, что вы! Мы как раз сидим тут и ждем, кто бы с нами о жизни поговорил. Скучно сидим, одни. Что вы, адмирал!
Андрей Иванович нетвердым, повисшим взглядом посмотрел с улыбкой на парня, понял все и, почувствовав себя очень старым и скучным человеком, подумал с обидой: «Нет чтобы прямо сказать, уходи, мол, и не мешай, а то подковырки какие-то…»
Достал пачку «Беломора», протянул парню.
— Не пьем, — ответил тот, отстраняясь.
Это презрительное «не пьем» отдалось в душе такой обидой, таким несчастным он себя вдруг почувствовал, что даже пачку смял в руке, сжавшейся с конвульсивной какой-то бешеной силой, и, ни слова не говоря, медленно пошел прочь. Он слышал, как Верочка что-то говорила парню торопливым шепотом, и, зная, что оба они, оставшись на скамейке, смотрят ему вслед, остановился под крутой аркой и, обернувшись, помахал им рукой.
— Вам-то, еще это… не скоро, — сказал он дрогнувшим голосом, усиленным гулкой аркой, — хоронить друзей. Дай бог подольше, матросики…
— Дядя Андрей! — откликнулась Верочка. — На цепочку не запирайте, я скоро приду.
Может быть, это первое знакомство с Бугорковым и предопределило отношение к нему. Во всяком случае, Андрей Иванович всегда был невысокого мнения о нем. Когда же заходила при нем речь о Бугоркове, он с такой силой зажмуривал правый глаз, что вся правая сторона лица сплющивалась. И с перекошенным, выражающим явное сомнение лицом скептически поглядывал на Анастасию Сергеевну левым глазом, как бы говоря ей: «Позвольте, Настасья Сергеевна, не согласиться с вами. Уважьте старого человека». Он даже позлорадствовал в душе, когда Бугорков получил отставку у Верочки. Зато к Тюхтину сразу же проникся уважением.
Сам же Бугорков об Андрее Ивановиче никогда не думал всерьез, не подозревая в нем врага. Когда с ним рядом бывала Верочка Воркуева, он всегда вел себя так же недружелюбно и зло, как и в тот вечер на скамейке. Он словно бы сразу выпускал ядовитую жидкость, отпугивая мнимых соперников, и никогда ни с кем не желал всерьез и на равных разговаривать, если вдруг на Верочку, как ему чудилось, покушались другие существа одного с ним пола, которых он как будто бы и не принимал за людей.
Вообще же такая явная антипатия этих людей друг к другу казалась довольно странной, потому что после той неприятной встречи во дворе у Андрея Ивановича было время получше узнать Колю Бугоркова и переменить к нему свое отношение. Тем более что Коля был даже в чем-то сродни Андрею Ивановичу — так же простодушен и искренен и так же влюблен, как Андрей Иванович, в семейство Воркуевых. Но что-то тут не срабатывало, какой-то тонкий механизм отказал, и Андрей Иванович ничего этого не разглядел в Бугоркове. Впрочем, может быть, похожесть, которую, вполне вероятно, почувствовал Андрей Иванович, как раз и оттолкнула его от этого парня?