Вольное царство. Государь всея Руси
Шрифт:
– Отпустить на них надобно, мыслю яз, – горячо воскликнул Иван Иванович, – отпустить князь Андрея Никитыча Ногтя-Оболенского! Он борзо их в полон возьмет…
Иван Васильевич усмехнулся и возразил:
– Можно сие, Иване, можно. Верю, князь-то Андрей Оболенский разобьет их и полонит. Так и яз ранее думал, да Бог уберег. Ныне же мыслю челобитную им слать о мире, посулю городами их жаловать, вотчину Юрьеву поделить с ними обещаю.
Молодой великий князь с недоумением взглянул на отца, впервые почувствовав разочарование.
– Боишься их,
Курицын заволновался, опасаясь гнева государева.
Но Иван Васильевич рассмеялся.
– Боюсь, Иване, – проговорил он просто, – токмо не братьев, а ворогов чужеземных. Помысли сам. Отзовем мы с тобой от татар князь Ногтя-Оболенского с полками и заставим биться с братьями, а пошто русским русских же воев бить? – Иван Иванович понял, и от смущения густой краской вспыхнули его щеки. Иван Васильевич заметил это и сказал: – Пошто же двум русским ратям друг на друга идти? Лучше пусть вместе татар бить будут.
– Прав ты, государь, – с удовлетворением согласился дьяк Курицын.
Следом за братьями послал Иван Васильевич духовника своего, архиепископа ростовского Вассиана с боярами. Владыка нагнал обоих братьев в Молвятицах. Они приняли архиепископа, выслушали его и отпустили обратно в Москву с боярами своими, князьями Петром и Василием Оболенскими.
Сами же, узнав о разгроме Новгорода и о грозном государевом розыске, смутились, повернули к литовской границе, грабя и пустоша волости новгородские, и остановились в Луках Великих. Оттуда же били челом Казимиру, королю польскому, прося помочь им в борьбе с великим князем. Казимир отказал им во всякой ратной помощи и только дал им из своих вотчин в Литве город Витебск на прокормление семейств своих и дворов.
Вассиан воротился с послами братьев на Москву во вторник, двадцать восьмого марта, через пять дней после рождения у великого князя сына Георгия.
После празднования Пасхи, что была второго апреля, архиепископ Вассиан снова был послан государем к братьям в Луки Великие. На этот раз Иван Васильевич послал с ним бояр Василия Федоровича Образца, Василия Борисовича Тучу да дьяка Василия Мамырева.
– Посылаю вас, трех Васильев, – сказал с улыбкой Иван Васильевич, – сиречь трех царей, на двух братьев своих. Скажите сим отступникам, дабы шли они в свои вотчины. Яз же во всем жаловать их хочу, а князю Андрею даю два города на Оке – Калугу да Алексин…
Выехали из Москвы послы с архиепископом Вассианом только апреля двадцать седьмого, а прибыли в Луки Великие на двадцать пятый день, мая двадцатого, из-за весенней распутицы, какой много лет на Руси не бывало.
Братья и второй раз приняли посольство великого князя, но крайне высокомерно и дерзко, чувствуя себя в безопасности рядом с литовской границей. Думая думу со своими боярами перед ответом старшему брату, они говорили меж собой, что великий князь в страхе, не знает, куда ему деться…
– Со всех сторон полки иноземные идут на него, – со злорадной улыбкой шипел князь Андрей большой.
– Обложили
– Куда ни ткнись, – громко гудел князь Борис, – везде напорешься то на меч, то на копье, а из Дикого Поля идут на него кривые сабли татарские с лучами стрел…
– Пождем, – сказал князь Андрей, – еще ниже со страху кланяться будет, даст нам вотчины выбирать на нашу всю волю.
Владыке же Вассиану сказали:
– Пусть Иван государыню-матушку нашу о том молит, а мы еще подумаем.
С тем послы великого князя и на Москву отъехали. Вернулись же назад владыка и бояре скорее, чем в Луки ехали, ибо местами дороги подсохли уже, и только у рек и лесных озер от половодья еще топи и болота стояли. Все же в конце мая послы уж предстали пред государем.
Выслушав ответ братьев, великий князь усмехнулся и молвил:
– Добре. Узнают еще и они, как новгородцы мне челом били!
В этот же день степные дозоры, а потом и гонцы царевича Даниара прибыли к воеводе и наместнику московскому князю Ивану Юрьевичу Патрикееву с вестями о татарах. Все они, хоть из разных мест, одно и то же в страхе говорили:
– Татары Ахматовы!
– По всей степи, яко саранча!
– Всеми ордами идут!
У Ивана Васильевича задрожали руки, но, овладев собой, сказал он:
– Гонцы здесь? В сенях, баишь? Позови двух-трех, что потолковей.
– Как дороги? – спросил государь вошедших, не давая им даже до конца докреститься. – Кто из дозора? Ты? Ну, сказывай. И то еще сказывай, как возле рек, у Оки-то как?
– Дороги-то в поле провяли, – сипло заговорил здоровый мужик с седеющей бородой, обрамляющей красное обветренное лицо его. – Токмо в рощах и лесах, как к Москве ближе, зачинаются топи по колено, болота. Коло рек поймы еще после половодья не высохли, а берега-то Оки – глина больше, долго держит воду она…
Великий князь слушал и становился все спокойней.
– Травы какие? – спросил он снова.
– Травы-то, государь, – заговорил гонец Даниара, – плохи еще для коня. Мокры очень. Такая трава брюхо раздувает коню, болеет от нее конь-то.
– Ну, идите, Саввушка даст вам водки выпить и закусить.
Великие князья, задержав у себя князя Патрикеева, послали за дьяком Курицыным и князем Андреем меньшим. Оба они явились немедля в хоромы великого князя Ивана Ивановича, у которого сегодня обедал и сам государь.
– Нам ведом обычай татарский, – начал Иван Васильевич. – Прямо с походу, изгоном они бой зачинают. Посему днесь же и всю ночь будем полки отсылать к Берегу…
Стук в дверь прервал слова государя. Вошел начальник стражи в сопровождении трех русских конников, с ног до головы забрызганных грязью. Один из них – сотник.
– Будьте здравы, государи! – в один голос воскликнули они. – С Берега мы, государь!
– Сказывайте.
– Лазутчики наши, государь, – начал сотник, – вызнали, что идут ордынские татары, а у Берега токмо дозоры их были…