Вольное царство. Государь всея Руси
Шрифт:
Великий государь остановился, увидя на лице дьяка тревогу и растерянность.
– Прости, государь, – заговорил дьяк в ответ на вопросительный взгляд Ивана Васильевича, – прости, не упредил тя, что князь Юрий Василич в постелю слег, кровь у него горлом пошла…
Иван Васильевич побледнел и глубоко передохнул.
– Саввушка, – глухо позвал он и приказал: – коня мне, поедем с тобой сей часец к князю Юрью Василичу.
Князь Юрий лежал в своей опочивальне на широкой постели у открытого окна. Лицо его, выделяясь
В опочивальне были духовник Юрия и ближние его бояры, а также стремянный князя и две старушки, ходившие за больным. Печальней всех был сотник из полка князя Юрия, который вестником приезжал к государю в Бронницу.
Все встали и низко поклонились великому князю, а Юрий улыбнулся, и лицо его оживилось.
– Здравствуй, Иване, – сказал он.
Иван Васильевич перекрестился на образа и подошел к брату.
– Здравствуй, Юрьюшка, – сказал он, волнуясь, и хотел было поцеловать брата в уста, но, увидя кровь на них, поцеловал в обе щеки.
Две крупные слезы выкатились из сияющих золотистых глаз Юрия. Иван сел у постели брата и ласково сжал его руку. Говорить было не о чем: все всем было ясно, и лучше всех понимал это сам Юрий.
– Иване, – сказал он с трудом, – поедешь к матери – поклонись ей до земли и прими за меня благословение ее. – Юрий помолчал и продолжал с волнением: – Чем грешен против тобя, Иване, прости, Господь все рассудит. Есть у меня духовная на мелочи всякие сестре и братьям. Главное же – за государство: вотчину и прочее.
Запотел Юрий от усталости, и волосы прилипли ко лбу, глаза томно закрылись.
Великий князь тихо поднялся, но Юрий услышал и открыл глаза:
– Прощай, Иване, благослови тя Бог в делах твоих.
Он привлек к себе руку государя и поцеловал ее, оставив на ней алое пятно. Схватив ручник, закрыл он им лицо свое и заплакал.
Иван Васильевич склонился к нему и, целуя лоб и руки его, повторял жалобно, хриплым голосом:
– Прощай, славная десница моя, брате мой любимый.
Потом, овладев собой, выпрямился, постоял молча и, низко поклонясь брату, сказал:
– Прощай…
– Навеки прощай, Иване, – глухо произнес Юрий, провожая взглядом уходящего брата, – ни в чем не суди мя, Иване.
Княгиня великая Марья Ярославна еще болела, но уже вставала, а иногда и сидела на постели своей. Все младшие три сына – Борис и два Андрея были уже в Ростове, когда приехал туда и старший. Великий князь застал братьев около матери.
Помолясь, он спросил ее о здоровье и, приняв благословение, поцеловал ей руку, а потом и в уста.
Помолчав, он стал снова пред ней на колени и молвил:
– Молил мя Юрьюшка благословения твоего, дабы благословила его в лице моем, тяжко болен он…
Заплакала Марья Ярославна, охватила за шею Ивана и, крестя потом частым
– Благословляю Юрьюшку моего именем Божьим, всей любовью своей. Прости, Господи, все грехи его, помоги ему, Господи! Спаси, Господи, роженое мое дитятко.
Получив благословение для Юрия заочное, поднялся с колен Иван Васильевич и заметил, что братья в стороне держатся. Понял он, что у них уже был разговор с матерью о завещании Юрия на случай смерти его.
В это время вошел дворецкий старой государыни спросить, куда обед подавать: в трапезную или в опочивальню.
Марья Ярославна, чувствуя себя лучше, приказала:
– В трапезной будем обедать.
Иван Васильевич, не видя сына, не вытерпел и спросил:
– Матушка, а где же Ванюшенька мой?
– Со стремянным своим, с Никифором Растопчиным, по полям на конях скачут, к обеду будут.
Дверь в этот миг шумно отворилась, и Ванюшенька, румяный, оживленный, вбежал в опочивальню.
– Прости мя, бабунька, далеко мы заехали, – заговорил он, но, увидев отца, кинулся ему на шею, радостно выкрикивая: – Тату мой, тату!
За трапезой много раз беседа братьев грозила перейти в ссору, изобилуя намеками и острыми словами, но присутствие умной и всеми сыновьями любимой и чтимой матери не допускало этого. Марья Ярославна умела вовремя найти строгое или ласково слово, и братья сдерживались, не смея враждовать открыто.
Одно время младшие братья дошли до такого раздражения, что вот-вот могли оскорбить великого князя, несмотря на то, что старший брат был весьма сдержан. Государыня гордо и величаво поднялась со скамьи своей и, зная, что вражда меж братьями идет из-за владения вотчиной князя Юрия, сурово крикнула на младших:
– Что вы, яко враны хищные, над живым братом раскаркались! Князь великий ништо еще о сем не сказывал, а у Юрья духовная есть. Стыд и срам мне от таких речей. Яз матерь вам и великая княгиня и такого невежества не допущу пред лицом своим.
Великий князь, тоже встав из-за стола, подошел к матери с лаской.
– Прости нас, матушка, – сказал он, – яз не мыслю, дабы кто из нас забыл почет к матери своей, и первый прощенья у тобя прошу, ежели чем согрубил.
– Нет, Иване, токмо не ты! – воскликнула Марья Ярославна, протянув руки к великому князю.
Иван почтительно поцеловал руку матери и молвил тихо:
– Рад сему, матушка, что веришь мне. Мыслю, и братья ничем изобидеть тобя не хотели.
В это время вошел поспешно в трапезную дворецкий государыни и доложил:
– Вестник к великому князю с Москвы от владыки Филиппа. Где, государь, принимать будешь?
Иван Васильевич, обернувшись к матери и догадываясь, о чем весть, тихо сказал:
– Где прикажешь, матушка, там и приму вестника.
– Зови сюды, – дрожа и бледнея, с трудом выговорила Марья Ярославна.