Вольное царство. Государь всея Руси
Шрифт:
– Есть у нас передышка, Федор Василич, – радостно говорил он любимому дьяку, слушая долетавший с посадской площади шум бурного торга татарского. – Успеем укрепиться, как надобно.
Доволен был Иван Васильевич и своим послом в Орду Басенком Никифором Федоровичем. Слышал он о нем много похвал от Кара-Кучука и знал со слов его о похвалах самого Ахмата. Перемирия, передышки добился Никифор Федорович.
– Токмо посольства сии дорого нам стоят, государь, – заметил княжой казначей Ховрин, присутствовавший при беседе.
– Ништо, Димитрий Володимирыч, – с усмешкой молвил государь, – Бог даст, за все нам
Июня двадцать четвертого, в день Ивана Купалы, когда ночью костры жгут, отослал великий князь посла своего Семена Ивановича Толбузина в Венецию, наказы дав ему многие, как кланяться, как здравицы говорить, как дары дарить, и прочее.
– Впервой, Семен Иваныч, – говорил государь, – наш русский посол в чужую землю едет. Покажи чужеземцам-то, что русский посол так же искусен и вежлив, как они сами, а разум свой прячь. Пусть не ведают, как ты их разумеешь. Показывай разум-то токмо там, где явно им по рукам бить надобно. По-фряжски разумеешь?
– Малу толику, государь, – ответил, усмехаясь, Толбузин, – учусь еще, через пято-десятое разумею, и то более по догадке, а не по словам.
– Догадка всегда надобна, – заметил великий князь и, обратясь к сыну, сказал: – Сей часец яз хочу, дабы и ты, сыночек, слова мои слушал. Догадка – наиглавное тобе при речах с дукой и при речах господы венецийской. Гляди всегда в лицо тому, кто баит. О словах не думай, а следи, какие усмешки на лице: зло, ласка и прочее, все сие примечай. Что в голосе есть – правда, ложь, лесть и прочее, тоже слушай. После, когда слова толмач растолмачит, тобе враз ясно станет, что от сердца правдой сказано, а что ложь и обман. Сии ведь чужеземцы заносчивы, не берегутся. Мыслят, ежели мы их слова не разумеем, то и мысли их разгадать не можем.
– Верно, государь, – засмеялся Толбузин, – яз сам сие тоже примечал, токмо не подумал, как для дела на пользу обратить.
– Антон Фрязин тобе, Семен Иваныч, толмачом будет. О Тревизане поведаешь дуке Троно и господе их, как яз тобе сказывал. После же еще подробней с Федор Василичем подумаешь о сем деле. Да пусть на думе при вас сын мой будет, сие на пользу ему. Тревизана-то сего, скажи, в Орду вборзе отправим со своим послом Димитрием Лазаревым и с ханским – Кара-Кучуком. Скажи, исхарчили мы на Тревизана-то столь, сколь Димитрий Володимирыч тобе начислит. Главное же – про мастеров там церковных и для ратных дел не забудь. По то и дружбу и ласку с Венецией держим. Не скупись на мастеров-то, токмо бы добры да искусны были.
Но отъезд Тревизана задержался до восемнадцатого августа, до дня Фрол-Лавера. Только на другой день после этого конского праздника Кара-Кучук отъехал со своими татарами, взяв с собой Тревизана и Лазарева.
Татары были довольны: посольство – честью, кормом и подарками, купцы – прибылью на торге московском, где, кроме москвичей, было много иных конских скупщиков, приезжих из уделов разных.
Доволен был и великий князь.
– Знай, Иване, – сказывал он сыну, – передышку мы еще собе на некое время закрепили…
– Как же, государь-батюшка, сие закрепление изделано?
– А в какое время татары злодействуют?
– Токмо весной да ранним летом, а пошто, не ведаю, – ответил отцу княжич.
– Конем
– А мы зимой, – поспешно подсказал Иван Иванович, – новгородцев одних побить можем!
– Одних, ежели ране Казимира готовы будем, – поправил сына великий князь, – и ежели ране его к стенам Новагорода придем. А прийти нам так надобно, дабы и господа не сразу уразумела, пошто мы пришли.
Осенью того же года новый митрополит, отец Геронтий, закончил на своем дворе кирпичную палату на четырех подклетях белокаменных и поселился в ней ноября тринадцатого, накануне заговенья на Филиппов пост.
В тот же день вернулся из Крыма боярин Никита Васильевич Беклемишев от царя Менглы-Гирея, а с ним посол царев – Довлетек-мурза. На третий день по прибытии мурза правил великому князю с его разрешения посольство. Обещал от крымского царя государю московскому любовь и братство. Уверял Менглы-Гирей, что друзья великого князя – его друзья, враги великого князя – его враги. Клялся государю московскому в любви и братстве за себя, и за детей, и за внуков своих и подарил ему дары многие.
Великий князь был весьма доволен этим посольством и, отпустив Довлетек-мурзу на посольское подворье, сказал сыну своему, великому князю Ивану Ивановичу, и дьяку Курицыну:
– Хоша Менглы-Гирей не дал еще ярлыка и шерти [65] о сем, но, мыслю, к тому идет.
– Государь, – спросил отца Иван Иванович, – яз разумею, что царь крымский нужен нам против Казимира, но какая же нам помочь от него против Ахмата? Никогда не дерзнет Гирей пойти на брата своего, Ахмата.
65
Присяга у мусульман.
– Не дерзнет, сынок, – с усмешкой молвил Иван Васильевич, – но токмо един. Ежели мы заратимся с Ахматом, не посмеет и Ахмат долго у берегов Оки стоять, как сие и бывало уже. За улусы свои, за Сарай страх его будет грызть. Ведает он, что Гирей слабей его, но ведает и то, что татары и с малой силой изгоном в Сарай могут пригнать, разграбить улусы ордынские, жен и детей полонить и, прежде чем Ахмат о сем узнает, сокроются в степь с добычей своей без вреда. Сего пуще огня боятся ордынцы.
– Да еще и то, государи, – добавил Курицын, – чем более татар на татар натравливать будем, тем легче будет нам татар татарами бить.
– Помни, сын мой, – продолжал Иван Васильевич, – важней ворогов без рати бить. Надобно круг государств вражьих так все творить, дабы расшатать их, истощить и ослабить. Тогда они с одного удара ратного падут, а то и безо всякого удара трухой рассыплются…
Оборвал свою речь великий князь, вспомнив о ростовских князьях и, живо обернувшись к дьяку Курицыну, спросил:
– Как, Федор Василич, ростовские-то? Продают свои земли аль все еще жмутся?
– Дожали мы их сами, государь, с порубежными делами-то, – ответил с усмешкой Курицын. – Разорились совсем. Не под силу им рядом с Москвой князьями великими быть. Сами уж спешат продать свою вотчину. Вторую половину Ростова отдают. Мыслю, к середине зимы размежуем все земли-то и купчую скрепим…