Волны над нами
Шрифт:
Было совсем темно, когда Николай предложил небольшую прогулку по ближайшим холмам. Дорожка вилась вдоль сухого русла ручья.
Среди густых кустов мелькало пламя костра и слышались крики. Мы остановились и прислушались.
— А у Кусто сказано…
— Что мне ваш Кусто, — возражал голос Виталия.
— Дюма много раз опускался на пятьдесят метров, — продолжал незнакомый голос, — и побил рекорд, спустившись почти на сто метров. Тут я не выдержала.
— Дайте нам его снаряжение, и мы тоже будем запросто спускаться на пятьдесят метров, — закричала я, прорываясь сквозь колючую стену зарослей.
В ответ раздался взрыв смеха.
— Я только собирался идти за вами, — сказал Виталий, помогая мне вылезти из кустов.
В центре небольшой ровной площадки горел костер. Его трепещущий свет выхватывал то полотнище палатки, полуприкрытой ветвями, то ярко освещал ствол дерева и пригорок, покрытый сухой колючей травкой. Вокруг костра сидели все наши друзья-приятели, чьи палатки стояли здесь, в сухом русле.
Незнакомый мне молодой человек все еще порывался что-то опровергнуть, но Виталий его не слушал.
— Познакомьтесь, пожалуйста, — сказал он, указывая на юношу. — Вадик, подводный охотник.
В то лето впервые на побережье Черного моря стали выходить из воды странные люди с масками на лице и лягушачьими лапами. Естественно, что иной раз они вызывали бурную реакцию у сухопутных обитателей Крыма и Кавказа.
Вадик оказался одним из тех охотников, которые, забывая все на свете, могут охотиться целыми днями, вылезая изредка на берег, чтобы немного согреться. В те дни, когда сильные волны затрудняли передвижение из бухты в бухту вдоль берега, он шел по крутым горным тропинкам и все-таки охотился в намеченном им районе.
Виталий несколько раз принимал участие в этих походах через хребет Карагача, — с удовольствием снимал охоту и ел уху из кефалей. Самый процесс охоты, то есть именно то, что более всего привлекает многих подводных спортсменов, его не увлек. Виталий остался верен фотографии. Тоже самое произошло и со мной. Когда мне дали в руки ружье и обучили элементарным правилам обращения с ним, я бодро отправилась на поиски рыбы.
Несколько кефалей, которые пересекли мне дорогу, показались желанной добычей, и я стала осторожно к ним подбираться. Они держались на расстоянии нескольких метров и решительно не желали быть убитыми.
Я гонялась за кефалями, стреляя время от времени, пока не попала в одну из них; следуя инструкции, кинулась к бьющейся на гарпуне кефали, крепко схватила ее под жабры и, не снимая со стрелы, поплыла к берегу. Пока я охотилась, понятный азарт погони заставлял меня видеть только преследуемую мной добычу. Выйдя на берег, я не смогла бы даже сказать, где я плавала, какая была глубина, какие еще животные встречались на пути.
Я подумала и решила с ружьем больше не охотиться. Слишком много интересного можно пропустить в те минуты, когда шалеешь от азарта, а в результате, кроме некоторого количества охотничьих переживаний, остается только кучка рыбьих костей.
Мы с Виталием очень огорчены: уехала домой наша Валя, верный товарищ в подводных приключениях. Она уехала, увозя с собой увлечение на всю жизнь. Теперь она начнет еще с осени искать маску и ласты, ломать голову, какой фотоаппарат лучше для подводных съемок (широкопленочный или стандартный), будет делать бокс для аппарата и так далее. Словом, она обеспечена занятием на всю зиму.
Вот уже несколько недель, как не было ни капли дождя. Земля потрескалась от зноя, трава пересохла настолько, что ломается от прикосновения, листья на деревьях парка обвисли и запылились.
Ручей на дне нашего оврага едва шевелится, с трудом добираясь до моря среди сухих комков глины и горячих камней русла. Временами над пепельными вершинами гор появляются полупрозрачные тучи; слабые раскаты грома заставляют всех с надеждой глядеть на небо. Проходит еще немного времени — и тучи тают, так и не набравшись сил.
В тот день, когда, наконец, пришло долгожданное избавление от зноя, с утра нависла тяжелая предгрозовая тишина. Наши синицы молча сидели на сосне, раскрыв клювы, бабочки забились в кусты пересохшей травы. Мы бродили, как сонные мухи, не в силах сосредоточиться на работе. Нервы были напряжены, и я уже успела поссориться и с Виталием и с Николаем, который, несмотря на свою безукоризненную корректность, в это утро был немного раздражителен; он взял сачок и исчез на ближайших холмах. Виталий демонстративно прошел мимо палатки с маской в руках, но даже не посмотрел в мою сторону.
Разобиженная на весь мир лежала я в тени сосны и пыталась читать. В висках стучало, тяжелая дремота склеивала глаза. Меня разбудила струя прохладного ветра, зашумевшего в поникшей листве. Над северным перевалом появилась гигантская черная туча.
Она выползала медленно, как сытый удав. Длинный вал белых облаков катился впереди тучи, отчетливо выделяясь на ее темно-сизом теле. Все усиливающиеся порывы ветра подцепили фанеру, лежавшую на ящике и изображавшую стол. Покатились в траву ложки и миски, полетели к морю листы альбомов. Палатка рвалась, как горячий конь, вслед за листами. Она прыгала и даже немного становилась на дыбы, стараясь оборвать свои веревки.
Над дорогой встало облако пыли, полетели листья деревьев, какие-то перья и клочки газетной бумаги. Кроме того, летели шишки с двух наших сосен на поляне. Но они летели только вниз и главным образом на меня. Как на грех куда-то пропал Николай. Я запихивала в палатку все, что было разложено на полянке. А там было практически все, что мы имели. В низинке в тени сосны оказалось сыровато, и даже в эти идеально сухие дни каждый второй день надо было подсушивать и проветривать все, что было в палатке. Я втащила последнее одеяло и только успела закрыть на деревянные пуговки полотнище входа, как упал дождь.
Никаких капель не было. Вода падала слитной массой, и громкий гул ливня заглушил все звуки. Минут через пять я почувствовала приятное ощущение полной безопасности. Ни одна капля не просачивалась через крышу палатки; стены хотя и выгибались немного под порывами ветра и хлещущими струями дождя, но вели себя тоже превосходно. Я сидела у опущенного полотна окошка и в щелку подсматривала за буйством тихой крымской погоды.
Шум дождя немного стих, и до меня донеслись ритмичный скрип и посвистывание ветра в ветвях. Это шумел тополь. Он стоял в нескольких метрах от палатки, мертвый и высохший, как мумия. Почему его до сих пор не срубили, когда дрова на биостанции были привозные, я так и не поняла. Если ветер был южный, я совершенно спокойно смотрела, как качается и гнется, потрескивая, дряхлый ствол тополя. Если б он и свалился, то на дорогу, а не на палатку. Но при северном и северо-восточном ветрах старое дерево превращалось в дамоклов меч, который мог упасть нам на головы при любом сильном порыве. Слушая угрожающие звуки, которые издавал тополь, сгибаясь под ударами ветра, я подумала об эфемерности крыши над моей головой, и мне уже не было так уютно, как прежде. Следовало бы взглянуть, как ведет себя тополь, но в задней стенке палатки не было окна. Вылезать на проливной дождь уж очень не хотелось.