Волны памяти. Сборник рассказов
Шрифт:
– Что случилось Дусик? – спросила мать.
Давид только рукой махнул, прошёл в свою комнату, сел за стол и задумался. Мысли в его голове ворочались как тяжелые камни. Он вспомнил слезы Вали, и искра сомнений мелькнула в его сознании. Если те, кого арестовывали, – правы, то, выходит, те, кто арестовывали, – не правы. Но если так и дальше думать, то можно и голову сломать…
Подошёл день выборов. На всех участках звучала музыка, висели красочные плакаты. Народ валом валил к избирательным урнам, чтобы отдать свой голос. Работали буфеты, где продавали деликатесы. Одним словом – праздник социалистической
Семья Карпов тоже пошла на выборы. Нарядно одетые, они вышли из дома и пошли по проспекту Карла Маркса. Знакомые встречные здоровались и поздравляли с праздником. Ближайший участок находился в пятнадцати минутах ходьбы. Зайдя туда, они зарегистрировались. Им дали бюллетени. Первым проголосовал Наум Самуилович. И вот тут случилось непредвиденное. Елизавета Осиповна зашла в кабинку, немного подумала и вычеркнула кандидата. Потом сложила бюллетень вдвое, подошла и опустила его в урну. Губы её хитро усмехнулись. Повернувшись, она, как ни в чём не бывало, вышла из зала. И всё-таки она сделала «фи» советской власти.
На следующий день местное радио сообщило, что кандидат Петр Ширшов прошел единогласно. Всё было шито-крыто.
А через полгода выпустили Валиного отца. И Валя плюнула в лицо вожатой на глазах у всех. А на следующий день вожатая повесилась, не выдержав мук совести.
Говорит Бухарест!
Однажды Дусик подошёл к отцу и сказал:
– Папа, мне нужны деньги.
Наум Самуилович отложил в сторону газету с репортажем о последних боях гражданской войны в Испании и внимательно посмотрел на сына.
– На что тебе? – спросил он. – Мне просто интересно.
Дусик смутился, вспомнив харьковскую историю, но быстро справился с волнением и спокойно проговорил:
– Хочу купить радиодетали для детекторного приёмника.
– Хорошо. – Наум Самуилович достал из кармана брюк портмоне.
– Тридцать рублей хватит?
– Да, – не скрывая радости, ответил Дусик. Схватив три бумажки,
он выбежал из дому.
Наум Самуилович снова взял в руки газету. Но уже не читалось. Мысли были далеко отсюда, в детстве. Всё же, как отличается нынешнее поколение молодёжи от нашего дореволюционного! Разве мог еврейский мальчик из захолустного местечка Плещеницы, что находится недалеко от Минска, мечтать о детекторном приёмнике, собранном своими руками? Да что приёмник! Мог ли он, проживая в черте оседлости, даже подумать о том, чтобы попасть в столичные университеты, и по их окончании заняться наукой? Нет. Удел местечкового жителя оставаться там, где ты родился, и прозябать в нищете…
Глядя на своих сыновей, Наум Самуилович радовался их неуёмному желанию расширить кругозор представлений об окружающем мире, их стремлению познать неведомое. В воздухе витала романтика открытий: челюскинцы, папанинцы, перелёт Чкалова через Северный полюс, перелёт Гризодубовой, Расковой и Осипенко по маршруту Москва – Дальний Восток. И государство поощряло эту романтику, организуя бесплатные кружки и секции, выпуская для начинающих первопроходцев специализированные журналы по различным отраслям науки и техники. Те журналы всегда были под рукой. Зачитанные до дыр, они служили пытливым умам и умелым рукам…
Дусик сбегал в радиомагазин и купил все необходимые
Игорь замялся:
– Понимаешь… сегодня никак. Я обещал Инне Бережной пойти с ней в кино.
– Эх, ты… – Дусик разочарованно махнул рукой. Игорь виновато улыбнулся и медленно пошёл прочь. Дусик с печалью провожал взглядом уходящего друга, чувствуя, что в их отношениях появилась трещина.
Закрывшись в своей комнате, Дусик принялся за работу. Конечно, вдвоём веселее. Но что делать, если Ольха повёлся на чёрные глаза Инки! Что ж, придётся одному орудовать паяльником. Главное не перепутать, что с чем соединять. Благо, схема перед глазами…
Работал Дусик с азартом. Даже прикусил кончик языка от усердия. Не заметил, как часовая стрелка сделала полный круг… Наконец всё готово. Включил – работает. Надел наушники. Тихонько покрутил ручку настройки. Поймал Москву. Передавали концерт Лемешева по заявкам трудящихся. Дальше – Киев. Там – новости на украинской мове. Дусик продолжал путешествовать по эфиру. В наушниках сквозь треск помех слышалась разноязыкая речь. И вдруг мужской голос объявил:
– Говорит Бухарест! Начинаем прямую трансляцию из ресторана «У Лещенко» концерта известного русского певца Петра Лещенко!
Дусик собрался послушать одну-две песни, но, не в силах оторваться, дослушал до конца. Это было что-то из ряда вон… Краем уха он уже кое-что слышал про Лещенко: белоэмигрант, цыганщина, низкий вкус. Но вся эта чушь забылась, когда душа Дусика открылась навстречу обаянию таланта Петра Константиновича. Всё было необычно: мелодия, стихи, голос. И всё это звало куда-то,
говорило о свободе, о воле…
Кончился концерт, а Дусик ещё некоторое время сидел неподвижно, переполненный впечатлениями. Надо бы с кем-то поделиться, иначе сердце разорвётся от радостного возбуждения.
Дусик пошёл к отцу и рассказал обо всём. Наум Самуилович похвалил сына за усердие. Но в глазах отца Дусик увидел печаль. Сын недоумённо посмотрел на отца и услышал ответ на свой немой вопрос.
– Будь осторожен с зарубежными «голосами», – предостерёг Наум Самуилович. – И у стен есть уши.
Дусик кивнул. Он понял, что придется тайком слушать Лещенко, даже от друзей скрывая своё увлечение. Но это увлечение, переросшее в искреннюю любовь, осталось с Дусиком навсегда.
В годы войны
1942 год. Немцы захватили Ростов-на-Дону и приблизились к Краснодару. Давид Карп, полгода назад эвакуированный из Днепропетровска с матерью и младшим братом Исааком в станицу Павловскую, с нарастающей тревогой следил за сводками Совинформбюро. Он понимал, что скоро придётся покинуть эти места, где делались первые шаги во взрослую жизнь. Работая в зерносовхозе сначала трактористом, а потом водителем гужевого транспорта – директорской линейки, Давид сдружился с местными казаками. Они же, в свою очередь, щедро делились с молодым парнем навыками труда на земле. Так бы и жить, горя не зная. Но жестокий враг наступал, и надо было ехать дальше на Восток. Не хотелось превращаться в перекати-поле, но обстоятельства не допускали иных вариантов…