Волны (В стране любви)

Вильгельмъ Александровичъ Рехтбергъ, петербуржецъ, на видномъ посту, 48 лтъ.

Маргарита Николаевна, жена его, 30 лтъ.

Дмитрій Владиміровичъ Лештуковъ, литераторъ, 42 лтъ.

Андрей Николаевичъ Ларцевъ, художникъ, 28 лтъ.

Кистяковъ, Леманъ молодые русскіе художники въ заграничной командировк.

Берта Ивановна Рехтзамме, Амалія Карловна Фишгофъ – русскія пвицы на усовершенствованіи квартирныя хозяйки всей остальной русской компаніи.

Франческо д'Арбуццо (едоръ

Черри, хозяинъ купальнаго заведенія, старикъ.

Альберто 27 лтъ, служащій y Черри.

Джyлія, 19 лтъ, служащія y Черри.

Графъ Францъ-Mарія-Августъ-Гербертъ Кольраушъ фонъ – Грабенсдорфъ, курортный хлыщъ изъ Вны.

Карабиньеръ.

Нарядная дама.

Негритенокъ.

2 горничныя.

3 факкино (носильщики).

Mаттіа, камердинеръ Ларцева.

Mатросъ.

Лодочникъ.

Депутатъ Пандольефи.

Джіованни, пвецъ.

10–15 горожанокъ.

Карабиньеръ.

Матросы, лодочники, торговцы, купальщики, купальщицы, курортная публика, всякій народъ [1] .

Дйствіе происходить въ наше время, въ Италіи, на купаньяхъ въ Віареджіо, на тосканскомъ берегу Средиземнаго моря.

Уголокъ скромнаго купальнаго заведенія Черри на Средиземномъ мор, въ Віареджіо. При поднятіи занавса, первымъ впечатлніемъ зрителя должна быть сіяющая даль свтлаго итальянскаго утра. Безконечный видъ на море, кипящее блымъ, шумнымъ прибоемъ y берега, потомъ синее, изумрудное съ фіолетовыми пятнами и, наконецъ, подъ самымъ горизонтомъ, гд серетъ нсколько косыхъ латинскихъ парусовъ, оно жемчужнаго цвта. Глубоко въ море уходитъ большая досчатая веранда на старыхъ столбахъ, обомшенныхъ, обросшихъ черными раковинами, Передъ верандой, въ моръ, limite – веревка на шестахъ, за которую воспрещается выходить неумеющимъ плавать. Веранда выступаетъ на заднемъ планъ сцены съ правой стороны однимъ своимъ бокомъ. Отъ нея къ переднему плану ведутъ мостки, поддерживающіе короткій коридоръ между кабинъ, отъ которыхъ внизъ къ водъ опущены лстнички. Публика. Видна дверца первой кабины, ршетчатая, крашеная зеленымъ, завшанная изнутри блымъ. Съ мостковъ спускается на берегъ лстница съ перилами. Онъ обвшаны простынями, купальными костюмами, полотенцами и т. д. Передній планъ справа занятъ навсомъ, гд, подъ циновками и соломенною крышею, обвитою плющемъ, устроенъ маленькій буфетъ, съ пузатыми фіасками въ солом, съ темными бутылками, съ грудою устрицъ, лимоновъ; тутъ же продажа раковинъ, коралловъ, морскихъ зврушекъ и т. д. Несколько столиковъ съ соломенными стульями старыми, порыжвшими. Уходъ со сцены направо – между навсомъ буфета и лстницей съ мостковъ: свободная песочная полоса, по которой бродятъ купальщицы. Слва стна, сплошь затянутая вьющимися розами, изъ-за нея торчатъ олеандры въ полномъ цвту, верхушка пальмы. Мимо стны два ухода со сцены налво: на первомъ план, передъ рампою, и на заднемъ план, y самаго прибоя. Въ течете всего акта въ моръ плаваютъ, по лстницамъ кабинъ поднимаются и сходятъ купальщицы и купальщики. На limite то и дло мняются фигуры въ пестрыхъ купальныхъ костюмахъ. На верандъ, – кто въ обычныхъ лтнихъ костюмахъ, кто въ мохнатыхъ блыхъ балахонахъ съ капюшонами. Издали несутся – живой международный говоръ, смхъ, всплески воды, иногда взлетаетъ столбъ брызгъ, кто-нибудь бросился въ море съ трамплина. Мрный, величественный, мягкій, ласкающій шумъ прибоя раздается все время. При поднятіи занавса Черри одиноко дремлетъ на стул y своего буфета. Леманъ и Кистяковъ, въ блыхъ балахонахъ и веревочныхъ туфляхъ, лежатъ на песк въ глубинъ сцены, y прибоя.

Кистяковъ. Ну и волны сегодня, посл бури. Ну, и море!

Леманъ. Температура настоящая. Жжетъ!

Кистяковъ. Массажъ, а не вода. Спину чешетъ и шерсть со шкуры сводитъ.

Леманъ. Это Маргарита Николаевна тамъ y каната?

Кистяковъ. Въ голубомъ беретъ? Она.

Леманъ. То-то итальяшки кругомъ вьются. Словно мухи на медъ.

Кистяковъ. Вкусная!

Леманъ. Лештукова нту, вотъ она и красуется.

Кистяковъ. Отчего не красоваться, коли Богъ красоту далъ?

Леманъ. Лештукова жаль. Спутала она его.

Кистяковъ. Чего жалть? Не мужъ! Да, кажется, покуда еще и не любовникъ.

Леманъ. Влюбленъ ужъ очень. Мучится.

Кистяковъ. А, не люби чужую жену.

Леманъ. Кокетка она.

Кистяковъ. Гршный человкъ, не охотникъ я до подобныхъ дамъ. Попадись на крючокъ, – замытаритъ. Ядъ для нашего брата, артиста. Лештуковъ зачмъ въ Віареджіо пріхалъ? На поко романъ писать. А что за два мсяца написалъ? Видли мы.

Леманъ. Мало?

Кистяковъ. Немного. «Въ прекрасный апрльскій день, по солнечной сторон Невскаго», – и аминь. И ниже профиль Маргариты Николаевны, да росчерки: Лештуковъ, Лештуковъ, Лештуковъ.

Леманъ. Грустно! Талантъ вдь.

Кистяковъ. Бда съ этими старющими знаменитостями. Публикою набалованъ, бабами набалованъ, деньга въ карманъ плыветъ, славою, можно сказать, облопался, нтъ, всего мало, бсится съ жиру. Подавай ему идеальныхъ чувствъ, пламенныхъ страстей и неизвстныхъ ощущеній. Баловники!

Леманъ. Да ужъ хоть бы искалъ-то, въ комъ слдуетъ, а то…

Кистяковъ. Вотъ это и удивительно y нихъ, господъ беллетристовъ. Кажется, всю жизнь только тмъ и занимаются, что описываютъ всевозможныхъ влюбленныхъ дураковъ. Съ тонкостями такими: анализъ, психологія, фу ты, Боже мой! А угораздить самого врзаться, вотъ какъ нашего Дмитрія Владимировича, – глядь: великій психологъ нашъ оказывается мальчишка – мальчишкою, наивне всхъ своихъ героевъ и слпъ, какъ кротъ.

Леманъ. У Ларцева былъ?

Кистяковъ. Былъ. Вотъ этотъ подъ башмакъ не попадетъ. Рабочій чортъ. Здорово его «Миньона» въ ходъ пошла. Гляди, опять медаль хватить.

Леманъ. Да вдь и натурщицу же ему Господь послалъ. Красиве Джуліи, хоть всю Тоскану обыщи не отыщешь. Съ этакой модели какъ не писать.

Кистяковъ. Модель моделью, а нтъ, тутъ и свое. Силища въ немъ. Самъ себя не понимаетъ, каковъ онъ слонъ, вотъ что.

Лештуковъ, въ очень изящномъ и даже черезчуръ молодомъ для его лтъ и крупной фигуры, лтнемъ костюм, входитъ слва, мимо стны.

Лештуковъ. Дмитрію Владимировичу!

Кистяковъ. Наше россійское!

Лештуковъ. Здравствуйте, господа.

Леманъ. Къ намъ? въ волны?

Лештуковъ. Нтъ, Богъ съ ними! Надоло. Что это море раздлывало сегодня на зар, вы и вообразить не можете. Вдь вы, конечно, по обыкновенію, проспали часовъ 14 сномъ праведника, на одномъ боку?