Волны (В стране любви)

Амфитеатров Александр Валентинович

Ларцевъ. Такъ что вы сдлаете своего будущаго мужа маленькимъ капиталистомъ?

Джyлія. Ну, ужъ нтъ! Только мужемъ. Довольно съ него и этого удовольствія. Конечно, если я выйду замужъ здсь, въ Віареджіо.

Ларцевъ. А вы не прочь бы увидать свтъ и дальше?

Джyлія. Какъ знать судьбу, синьоръ? Кто можетъ предчувствовать, куда тебя броситъ будущее и съ кмъ. Я вдь мечтательница. Врите ли? Когда моя служба кончается, купальни закрыты, ночь надъ землею и пусто на берегу, я часто прихожу сюда на веранду и сижу одна, одна… Море

и небо кругомъ, небо и море… И звзды… Огромныя, зеленыя звзды. Вотъ Большая медвдица, вотъ Вега, вотъ Полярная звзда. Она водить по свту путешественниковъ, и мореплавателей. Это и ваша звзда, синьоръ, потому что вы тоже путешественникъ. Она моя любимая, синьоръ. Найду ее на неб, да такъ ужъ больше съ нею и не разстаюсь. Тянетъ она меня къ себ, манить. Только позови, только прикажи.

Робко и выжидательно смотритъ на Ларцева.

Ларцевъ. Знаете ли, что я вамъ посовтую, Джулія? Поискали бы вы, вмсто звзды полярной, какую-нибудь звздочку поближе къ себ. Здсь они y васъ привтне и свтле сіяютъ.

Джyлія (блднетъ, въ голос ея звучитъ горькая обида). О, синьоръ. Я сама знаю, что это мечты, только мечты. Что со мной будетъ, угадать легко… Выйду замужъ за булочника или бакалейщика, откроемъ торговлю или таверну. Ха-ха-ха! только мужу въ руки дла не дамъ. Что мое, что твое, все оговорю въ свадебномъ контракт. Нарочно въ Пизу поду, оттуда адвоката привезу.

Лаpцевъ. Какъ я люблю, Джулія, когда вы сметесь. Такъ бы васъ все и рисовалъ…

Джyлія. Да?

Ларцевъ. Смерть какъ люблю. Ну, еще, ха-ха-ха! Этакое вы радостное утро!

Джyлія. Любите?

Ларцевъ. Да какъ же васъ не любить? А въ особенности мн?

Лештуковъ въ это время вверху лстницы сидитъ на перилахъ.

Джyлія (закрыла глаза). Говорите, говорите…

Ларцевъ. Вдь вы, прямо сказать, благодтельница моя. Не повстрчай я васъ, что бы стало съ моею «Миньоной».

Джyлія (открывая глаза, упавшимъ голосомъ). Ахъ да!.. Съ «Миньоной»!

Маргарита Николаевна выходить изъ кабины съ ршетчатой дверью, здоровается съ Лештуковымъ, и оба опускаются внизъ по лстниц.

Маргарита Николаевна. Домой, домой! Къ завтраку и какъ можно скорй. Я, какъ вашъ Ларцевъ говорить, «проплавалась и въ аппетит». А, да вотъ онъ самъ… съ Джуліей.

Лештуковъ (смется). Парочка.

Маргарита Николаевна (любопытно смотритъ на Ларцева, потомъ съ гримасою). Удивляюсь Джуліи: онъ слишкомъ блондинъ.

Ларцевъ (кланяясь издали). Маргарита Николаевна! И наконецъ-то, кажется, въ духъ?

Продолжаетъ разговоръ съ Джуліей.

Лештуковъ. Хвала небесамъ: выглянуло солнышко.

Маргарита Николаевна. А вамъ такъ скучно было его ждать? Такъ вы бы не дожидались, ушли.

Лештуковъ. Зачмъ? Я вдь знаю, что посл ненастья солнышко свтле свтитъ, тепле гретъ и краше выглядитъ. Ненастье дло преходящее.

Маргарита Николаевна. Однако, знаете: день ненастья день изъ жизни насмарку. Разв y васъ ихъ такъ много въ запасъ?

Лештуковъ молча снялъ шляпу и склоняетъ передъ Маргаритой Николаевной голову, уже замтно сдющую.

Маргарита Николаевна. Вотъ видите: снга довольно. Вамъ пора цнить погожіе дни на всъ золота, а вы льнете къ ненастью.

Лештуковъ (принялъ шутливо театральную позу и, указывая на рядъ парусовъ, серющихъ на горизонт, декламируетъ трагически).

Подъ нимъ струя свтлй лазури,Надъ нимъ лучъ солнца золотой,А онъ, мятежный, просить бури,Какъ будто въ буряхъ есть покой.

Кистяковъ и Леманъ, въ лтнихъ фланелевыхъ костюмахъ, сходятъ по лстниц. Группа въ глубин сцены – у развшаннаго блья – Джулія, Ларцевъ, Кистяковъ, Леманъ.

Маргарита Николаевна. Ахъ, пожалуйста, не пугайте меня стихами. Я ихъ боюсь. Какія тамъ бури! Просто сренькій, кислый, дробный, сверный дождикъ, неизвстно зачмъ заплывшій подъ это чудесное небо. Я хандрю, а вы мн аккомпанируете. Это длаетъ честь вашей любезности, но не длаетъ чести вашему вкусу. Если бы я еще, въ самомъ дл, была способна на какую-нибудь бурю… Но семидневный дождикъ – бррр!

Лештуковъ. Ничего, я съ зонтикомъ.

Маргарита Николаевна. И съ пресквернымъ. Вижу, вижу вашъ столикъ. Коньячная порція уже принята.

Въ групп на заднемъ план, хохотъ. Кистяковъ комически преклоняешь передъ Джуліей колна: Леманъ изображаетъ, будто играетъ на мандолин. Джулія, смясь, бьетъ ихъ полотенцемъ. Ларцевъ вынулъ альбомъ и быстро зарисовываетъ сцену.

Лештуковъ. Въ самыхъ скромныхъ размрахъ.

Маргарита Николаевна. Работали бы лучше.

Лештуковъ. Увы, нельзя служить сразу двумъ богамъ.

Маргарита Николаевна. То есть?

Лештуковъ. Вамъ и литературъ.

Маргарита Николаевна. Какъ это лестно для меня. Но позвольте: два мсяца тому назадъ, при первыхъ нашихъ встрчахъ, вы меня увряли, что я открываю вамъ новые горизонты, что я ваше вдохновеніе, въ нкоторомъ род суррогатъ музы. И вдругъ…