Вольные города
Шрифт:
После полудня Боранчей позвал дочку в кудо, сказал:
— Иди, красивое платье надень, умойся, причешись.
— Зачем?
— Мырзанай сватать тебя придет. Женой своего сына Пакма- на хочет сделать.
— Какой он будет мне муж? Не пойду я к Пакману!
— Я тебя, неразумная! — Боранчей замахнулся на дочь, но не ударил.— Мырзанай с Казанью торгует, он у татар в почете, он богат!
— А у Пакмана брюхо косое! — крикнула Эрви и хотела убежать из кудо. Отец поймал ее за косу, усадил рядом,
— Девять женихов прогнала, долго ли в девках сидеть будешь? Смотри, Эрви, года пройдут — потом больно в листочек будешь свистеть — зазывать женихов, но не подойдет никто.
— Ты лужавуя Тугу знаешь? — спросила Эрви.
— Как не знать. Сосед. Его лужай и мой — рядом,— ответил Боранчей.
— А сына его знаешь?
— Это тот, который Аку? Знаю. Хороший парень. А что?
— Я его женой стать хочу.
* * *
Каждодневно черемисы молятся в домашней священной роще. По праздникам ходят в кюсото — священную рощу всего илема. А весной перед севом со всей округи люди собираются в одно место, в священную дубраву жертвы приносят...
С утра на берегу реки Нужи собралось много народу — сегодня черемисы богов и кереметей благодарить будут. Богов у черемисов много, а кереметей еще больше. Каждому в кюсото свое дерево посажено, каждому определенная жертва нужна.
Хоть жертвы приносить начнут после полудня, люди около кюсото собрались с утра. Празднично разодетые в наряды из ослепительно белого холста люди ждут карта. Женщины в белых шовы- рах рассыпались по берегу реки, будто цветки, мужчины расселись около Япыка, который принес для торговли мелкий товар.
Мужчины сидят молча, покуривают трубки.
Зато у баб гомон. Жена Эпая, болтливая Апти, первая начала разговор. Она вчера была в соседнем илеме и слышала, будто сын лужавуя Аказ снова дрался с крымцами из-за ясака и татары убили пятерых черемисов. Пока женщины охали да ахали, обсуждая это известие, подружка Апти, глупышка Кави, перебежала к сосед* нему костру и, сделав испуганные глаза, сказала:
— Сидите вы и ничего не знаете! Аказ снова воевал с татарами и погубил пять человек из илема Атлаша.
— Из илема Атлаша?!—воскликнула пожилая женщина.— Надо найти Уравий и сказать ей. Она из Атлашей, у нее там четыре брата.
И, разыскав Уравий среди большой группы женщин, крикнула:
— О-яй, Уравий! Беда какая! Неразумный Аказ начал войну с казанцами, все твои братья погибли. Если бы знала, сколько убитых!
Через час новость Апти возвратилась к ней же. Рассказывали о большой битве между черемисами и татарами. О потерях казанцев никто не знал, зато о своих убитых было сообщено точно — пятьдесят человек.
Апти схватилась за голову и простонала:
—- Видно, ночью страшная война была! Люди зря не скажут.
Новость о войне дошла и до -мужчин, но те хорошо знали своих жен и не всему верили. Однако знали, что дыма без огня не бывает. Начали судить-рядить и заспорили. Особенно старался Ат- лаш. Он, как гусак, вытягивал длинную шею, тряс жидкой бороденкой и выкрикивал:
— Жить надо тихо! Разве можно мурзаков гневить? У них сила, а у нас?
— А что у нас? Разве мы слабее их? Разве мы трусы?
— На копье лезет только дурак,— поддерживал Атлаша Япык.— Аказ лезет на копье.
— Так ведь они нас грабят!
— Кто нас грабит? Татары? — Атлаш соскочил с пенька.—- Они законно просят ясак, который не добрали в прошлом году. Неужели мы пожалеем шкурок, хлеба и мяса, а крови нашей не пожалеем? Смириться надо, люди!
На пенек поднялся грузный Мырзанай. Он почти такой же богатый, как Туга,— он с казанцами давно торговлю ведет, и все знают, что он тоже Аказа ругать будет. Мырзанай смотрит на Тугу и сердито говорит:
— Ты наш лужавуй, однако порядка на земле не держишь, сыну своему большую волю дал. Давайте соберем старейшин и Аказа всем миром накажем. Давно пора! Пойдемте на холм совета!
В это время со стороны дороги раздался голос Аказа:
— За что же хотят наказывать меня старейшины?
— Это ты, сын мой? — спросил Туга, поворачиваясь к Аказу.— Прошел слух, что ты в схватке с казанцами погубил много людей? Правда это?
— Не совсем, отец. Пятеро моих товарищей погибли. Но зато мы прогнали насильников. Пусть они боятся нас!
К Аказу подскочил Мырзанай и, тряся бородой, крикнул:
— «Прогнали»! А если они завтра приведут в десять раз больше джигитов, нас утопят в крови!
— Разве нас мало?! — воскликнул Аказ, махнув рукой в сторону людей, — Мы соберем тогда во сто раз больше!
— И будет война, неразумный! — Мырзанай вышел на середину и добавил: — С татарами надо жить мирно. А ты их ненавидишь.
— Это неправда! Мамлей, подойди сюда.
Все повернулись в сторону дороги и увидели человека, вышедшего из-за кустов. Он подошел к Аказу и поправил черную тюбетейку на бритой голове. Одет был он не так богато, какими привыкли видеть людей мурзы.
— Вот, смотрите, он татарин,— Аказ положил руку на его плечо, - но он наш сосед, и мы вместе с ним прогоняли грабителей. Скажи, Мамлей, почему ты встал рядом со мной?
— Мой народ, как и ваш, живет трудом, охотой,— сказал Мамлей, обращаясь к присутствующим,—Мне с вами нечего делить, разве только бедность. А насильник, будь он татарин или кто другой,— мне враг. И потому я и мои родичи помогали Аказу.
— А теперь ты, Топейка, иди сюда,— позвал Аказ, и тогда по другую сторону рядом с ним встал высокий юноша в сером кафтане, с русыми и густыми, как мохнатая шапка, кудрями.