Вольные хлеба
Шрифт:
– Мама, перестань кричать, очень тебя прошу.
Шаги по нашей чуткой лестнице вверх. Когда идут вверх, звук поднимается до высоких нот.
А мама продолжает кричать, потому что я не такая, как ей нужно.
Шаги по лестнице вниз. Звук опускается до низких нот. Парня с улицы Ленина я больше никогда не видела.
Но я всё же нашла обмен! Квартира была на шестнадцатом этаже без балкона. Но в престижном районе, с большой светлой кухней, нормальной ванной, паровым отоплением. Маме здесь будет хорошо, только бы обменщик не передумал!
Его зовут Юрий, как моего папку. Когда-то, когда я была совсем маленькая, он менял нашу маленькую квартиру на эту, просторную, трёхкомнатную. Он рассчитывал, что наша семья будет расти. В тёмной комнате прорубили окно, она стала детской для меня с братом, который появится через три года. Печное отопление тогда было обычным делом.
Юра ходит из комнаты в комнату.
– Хорошая квартира. Почему вы меняетесь? Поставили бы АГВ с батареями, утеплили коридор.
– Мне это не под силу, мужчины в доме нет. А вы поставите АГВ.
– С одной стороны, у сына будет своя комната, здесь можно сделать кухню-столовую, балкон большой. Но потребуется просто капитальный ремонт! И железная лестница, зимой сплошной лёд, конечно. Я подумаю.
Едем с Нелей, ростовской поэтессой, в донскую станицу на юбилей к Борису Куликову. «Ракета» легко рассекает донскую волну, солнечные лучи заливают салон. Я вяжу свитер, считаю петли – изнаночная, две лицевые, изнаночная…
– Света, ты счастлива?
– Да-а – а.
– Видишь, как тебе хорошо!
– А ты спроси у меня через десять минут, я тебе отвечу, что несчастней меня нет человека! – говорю я, и смеюсь.
Я и сама не знаю, счастлива ли я.
Банкет затягивается до поздней ночи, потом я иду с давним своим знакомым к дальнему костру на другом берегу. Приносим по ветке, пьём вино, поём с незнакомыми людьми, возвращаемся к своим…
«Река тиха и широка…»
Вокруг такие добрые, чудесные люди, и сердце моё полно любовью, я люблю Дон, люблю костры, песни и всех – всех!
– Светочка, я вызову машину, поедем ко мне на хутор! – говорит мой знакомый, с которым мы ходили к дальнему костру.
– Нет, – отвечаю виновато, – я не могу.
– Ну почему, мы так давно знаем друг друга, ты же свободная женщина, я свободный мужик, и совершенно теряю от тебя голову.
– Прости, пожалуйста, но я не могу.
На обратном пути Неля спрашивает:
– Почему ты не обиделась, когда он звал тебя? Тогда, в Ростове, с тем поэтом в гостинице, ты была так возмущена!
– Но я же была девчонкой, а сейчас я взрослая свободная женщина, и это нормально, что мужик может потерять от меня голову. Я просто не хочу делать из своей жизни проходной двор.
– Но почему ты не оскорбилась!
Часть II
Снова Москва
1. Это мой дом
Возвращаюсь в свою комнату, уютную, ставшую родной. Только цветок, что за прошлую весну успел заплести угол и две стены до половины, погиб.
Я оставила ключ аспирантке, которая не собиралась летом уезжать, но уехала, не передоверила никому.
С тех пор, когда мне говорят – заведи себе кошку или собаку, ты одна – я рассказываю про этот цветок.
Я стояла посреди комнаты и смотрела на него. Он умирал, наверно, медленно, высыхая от жажды. Лисья стали коричневыми и хрупкими, как стекло, но опали, только когда я снимала его со стены.
Новый цветок покупать не стала, решила, не могу брать на себя ответственность за чью-то жизнь, ведь моя – непредсказуема!
А в остальном – всё было прекрасно, прекрасно и удивительно. Нина Аерьяновна обнимает меня крепко-крепко, и все рады мне! И я, как в детстве, верю, что все вокруг любят меня. В Ростове мне казалось, что эта уверенность атрофировалась навсегда.
В Москве золотая, золотая, золотая осень. Хожу по улицам, и прохожие улыбаются мне – наверно, потому, что и с моего лица не сходит счастливая улыбка.
Машинка моя доживала свой век. Я поменяла шрифт, и теперь мои рукописи в редакциях выглядели вполне респектабельно. Но рычажки ломались один за другим. Меня посылали из одной мастерской в другую:
– У вас раритет какой-то, таких машинок уже нет ни у кого. Вот, попробуйте ещё по этому адресу.
И вдруг у одного мастера оказались нужные рычажки!
– Мне попалась старая машинка, я её разобрал на запчасти. Но никому, кроме вас, они так и не понадобились. Возьмите, пусть у вас будут запасные.
– Спасибо вам огромное!
И ручка у футляра оборвалась. Это было проще, в любой мастерской, где ремонтируют сумки и чемоданы, починят без разговоров. Одна из них была на соседней улице.
Я несла свой футляр из починки. Надо было перейти осенний Тверской бульвар по колено в опавшей листве. Были сумерки. Поодаль от дорожки стояли операторы с камерами.
– Вот именно то, что нужно! – сказал один из них.
Я прекрасно видела, что меня снимают, но шла также медленно, наслаждаясь шуршанием листьев и осенним влажным воздухом.
По телевиденью эту картинку показали к прогнозу погоды. Видели многие, и в Москве, и в Ростове.
Тот ростовский поэт, что называл себя Хитрым Аширом, спросил потом: