Вольные повести и рассказы
Шрифт:
– Нам чего беспокоиться – вам тревожиться. – Опять «вам», опять на двоих. – «Чего-нибудь» на свадьбе не бывает. На свадьбе, милки вы мои, вы права обретаете на любовь. Это в гражданском браке без прав. А тут права… А за любовь всегда окуп давали, во избежание дискредитации любви-ценности. Обогатиться на окупе невозможно, но напоминание о дорогой невесте и дорогой любви-ценности должно быть прежде всяких вещей, хотя вещами и откупаются, ибо больше нечем. Соразмерности в любви и вещами не существует, поэтому каждый даёт по понятиям ценности того и другого. На самом деле ценность любви ничем не измеряется, нет такой меры. То есть, нет выше меры. Советская власть не домысливала этот момент, а уж какая была дотошная. Считала, что, дескать, то пережитки прошлого. Не пережитки, а это устои, обычаи, а обычаями, словно узами, крепится плот общества.
– Окуп. А ты, деда, назначь нам сам окуп, мы будем искать, стараться, – простодушно предложил Миша. Но в этом простодушии тоже была дипломатия: намёк понял, я ваш, мне тоже надобно свататься…
– Стараться будете после свадьбы… Кхы-кхы… Да. Я тоже кумекал – ничего не выкумекал. Но коль просите, коль с вас взыскать нечего, тогда надо дань с ума брать. Есть ум – бедным не будешь. Бедным не будешь – вернёшь задаток. Даю, стало быть, задание уму вашему. И нам покажите, и девкам предъявите. Не одним им перед вами блистать бисером. Пятикнижие читали? – неожиданно «предъявил» дед.
– Читали… – промямлил жених Слава.
– Сколько раз? – спросил дед.
– А что там вычитывать, одного раза хватило.
– Вот так и многие заблуждаются. А там вся Библия. Придётся вам понатужиться. Чтоб к сентябрю, значит, сдали нам, старикам, зачёт по всему Моисею. Бык, значит, с силов, зачёт, значит, с умов…
– Это и будет весь окуп? – спросил Слава.
– Весь не весь, но его начальная часть. Не сдадите зачёт, не видать вам невест, как заоблачных мест, при всех заявляю. Договорились?
– И-га-га… – обрадовались ребята лёгкости окупа. Не знали парни, как дед их обложил. Да скоро узнают. До последних дней жизни чтить будут деда, однако.
– Ты, деда, гений, – польстили ребята. – Так просто решил столь сложное дело… – Слишком дёшево льстили. Не проиграли в шахматы, это не значит, что равные с дедом. Для них это не сложно, польстить, а дед, – какой дед гений. Дед и сам подтвердил и удостоверил:
– О-хо-хо. Какие мы гении. С гениями вам предстоит ещё встретиться…
– Нет, но сам посуди, чтобы окуп за невесту отдать зачётом по Библии, – это, деда, случай беспрецедентный! Я хоть и мордвин, но понимаю… – Вот тут Миша угадал точно, такого в студенческой практике ещё не бывало, если бывало такое где-то ещё. Тут и татарин поймёт, не только мордвин…
– Отдельные случаи, ребята, случаются не ради самих случаев и неспроста, они за собою влекут неслучайные последствия. Кто-то усердно ищет встречи с ними и скрупулёзно готовится… – тавтологически и туманно закруглился дед Любан.
Мы-то, внуки и внучки, прекрасно поняли своего деда. Дед хотел сказать, что, может быть, предлог-мотив и наивный, но язычники нашего рода давно подготовились к «встрече» с тем «случаем» и с его последствиями и промолчать своё мнение в сложившихся обстоятельствах род наш не может. От себя я дополню, что вряд ли когда ещё мог собраться в одном месте столь сильный и красный цвет образованных молодых людей и закалённых в своих убеждениях многоопытных старцев, чтобы выразить общее мнение о событиях глубокой древности.
Началось всё с первого эскиза эссе сестёр. Они описали колхозное собрание. Правда, раньше ребята захотели поработать в селе и позабавиться сельскими девушками. Их желания стали оправдываться. Моряк Слава с фельдшерицей Лепаной, опираясь на языческие законы-обычаи крутили роман вовсю. Через пару дней после драки местных парней со мной и моими друзьями и пограничник Миша сделал предложение финансистке Красаве. Мне пришлось быть порученцем-сватом и у второго друга. Миша вёл себя более свободно, чем Слава. Характер у него лёгкий, искристый, доступный, он всем нравился. Он сразу сообщил своим предполагавшимся родственникам, что окуп за Красаву согласован с дедом Любаном, и они со Славой и примкнувшим к ним Амином, хотя тот ни к кому и не сватался, положили на рабочий стол своей «камеры смертников» Библию и ночи напролёт, в свои дежурные смены, читают Книги Моисея, готовятся к зачёту… Но если есть возражения, он прислушается… («Камерой смертников» мы в шутку звали подвал, в котором по ночам подрабатывали охраной буржуйских богатств.)
Не для потехи дед Любан затеял тот окуп женихов в виде зачёта. Не для потехи. Дед Любан принадлежал к тем людям, которые понимают необходимость важной информации, в особенности, её значения в нужное время. Значение важной информации понимают умные люди. Недостаточно умные люди значение важной информации понимают как неважную текущую информацию. Следовательно, качество ума прослеживается уже в том, кто как понимает важное и неважное, особенно на том рубеже, когда важное стало неважным, когда рядовой ум спохватывается и начинает понимать отработанную важность, утратившую актуальность, и когда умный ум уже оптимизирует очередное значение важности. Так и течёт время, огибая умные и неумные умы; так и реагируют на время необходимости важной информации, в особенности, её значения, умные и недостаточно умные люди. Дед решил воспользоваться благоприятным стечением обстоятельств, чтобы довести до умов ту самую информацию, которая тлела и тлеет в истории, никак не разгораясь и не сгорая. Он решил, что пришло самое время. Я тут напускаю туману, потому что сразу об особенной важности не расскажешь, к ней надо бы хоть как-то приготовиться…
– Мог бы и с нами посоветоваться, – проворчал дядя Гожан в адрес своего дяди – деда Любана, то есть нашего деда, когда услышал сватовство Миши. Но ему закрыл рот дед Красавы – Божан, наш двоюродный дед.
– Когда ему было. Пора… Миланка, может, опишет. Остальные из нас родились все балбесы. А тут подобрался народ… – Тоже сказано смутно. Дядя Гожан спорить не стал и приступил к опросу Красавки, своей дочери, задавая всё те же вопросы насчёт любви и жилья. Короче говоря, любовь вокруг пылала кострами, у каждого костра грелись и нежились по два человека, по одной нашей сестре и по одному нашему будущему зятю. Однако, благодаря замыслу деда Любана, вскорости обнаружилось, что женихам стало недосуг обнимать невест, все их помыслы закружились вокруг зачёта по Библии. Невесты участвовали в беседах-дискуссиях и помогали женихам готовиться. По Библии они знали больше них, потому что перед ними тоже ставилась цель прочесть книги Моисея по десять раз, и многие вопросы заданной темы часто обсуждались в роду, поэтому невесты основательно облегчали жизнь женихов консультациями. Если невесте ритуально разрешалось помогать жениху поднимать быка, то подсказывать, тем более, не возбранялось. Иначе как бы формировался вечный сговор жены и мужа? Миланка не отставала и консультировала Амина и остальных, кто к ней обращался или к кому она навязывалась в советницы. Словно все оказались в числе умных людей и все начали анализировать чрезвычайно важную информацию, до сих пор не раскрытую, которой три тысячи лет.
У меня образовалась дополнительная забота. Я ревновал Миланку к её открывшейся миссии написательницы долгожданной повести язычников, в которой они наконец расскажут народам всю правду об иудаизме. Мне самому хотелось писать, я давал обещания. Поэтому я решил, что беды не будет, если напишутся две повести. Я не записывал происходящее, хотя у меня зудела рука, пальцы на ней шевелились, я мнимо писал… Зато я ничего не пропустил в памяти, всё запомнил и был готов, при случае, сесть и выложиться на бумаге. Это настал тот момент, когда шлифовались детали мнимой полемики и дискуссии с учёным и неучёным миром по поводу истины, правды и справедливости. Только мы, язычники, имели на них наибольшее право, поскольку язычники больше всех пострадали в истории и знали суть дела в очищенном ото лжи виде. Дед Любан использовал, а может быть, создал момент для решения задачи исторической важности. Его, естественно, поняли деды, ибо давно, не в одном поколении, собирались с духом. Дядя Гожан поворчал лишь на видимость, он, разумеется, тоже был в курсе задачи. Надежды воспрянули с талантом Миланки. По мнению дедов, только она могла грамотно написать обсуждённые истины. Поэтому так и сказал дед Божан, что остальные из нас родились «все балбесы». В том смысле балбесы, что не могли описать. Миланкин первый эскиз-эссе о собрании вдохновил стариков: вот кто сможет! Она убедила дедов своей способностью владеть пером при описании живых событий. Вот как сыграл свою роль эскиз-эссе.