Володины братья
Шрифт:
Володя увидел лужу под ногами, он опустился на четвереньки, заглянул в коричневое зеркало и увидел себя вовсе не скелетом, а страшно опухшим — голова, как желтая репа, под глазами мешки, глаза заплыли до щелочек, губы разнесло лихорадкой; он обратил внимание на руки и ноги — и те распухли до невозможности: ноги как бревна, пальцы на руках как перетянутые веревочками негнущиеся колбаски…
— Больше я не могу идти! — сказал Володя тому, распухшему, в луже, и сам удивился незнакомому голосу…
Володя сел над рекой, в мокрой, жесткой траве.
Главный Муравей стоял рядом и смотрел на Володю секциями глаз. От серого неба, серого дождя и напоенного дождем воздуха бесчисленные глаза Муравья были тусклыми, пустыми, без всяких в них отражений. Даже без бликов. Они смотрели сурово.
— Вставай, — сказал Муравей. — Надо идти.
— Не могу я больше, — повторил Володя. — Сил моих нету.
— Есть у тебя силы! Нечего болтать… Или ты жить больше не хочешь?
— Жить я хочу, — кивнул Володя, — но сил нет…
— Примерные личности никогда не падают духом! — сказал Главный Муравей. — Только брюхом! — и засмеялся.
И Володя засмеялся, но смех у Володи вышел какой-то жалкий, как плач или кашель. Последним смешком он чуть не подавился.
— Или ты не помнишь скелет? В Долине Смерти? — спросил Муравей. — Хочешь вот так же остаться тут сидеть, чтобы дожди твои кости мыли?
Налетел ветер, и дождь сильней захлестал по Володиным лохмотьям, приговаривая, как старик: «Хочешь, хочеш-шь, хочеш-шь?»
— Не хочу я стать скелетом! — сказал Володя. — И сидеть тут не хочу!
— Тогда вставай! — крикнул Главный Муравей. — А ну! Вот они тебе помогут!
Володя поднял глаза и увидел еще двух муравьев: высоких, здоровых муравьев-рабочих.
— Ну вставай, слизняк противный! — заскрипел челюстями Главный Муравей.
Кровь ударила Володе в голову, обидно ему стало, он рванулся с кочки, рабочие-муравьи тут же подхватили его под руки, и Володя шагнул вперед…
— Вот сюда, — сказал Главный, — к муравейнику…
Володя добрел до высоченного муравейника, и помощники опустили его на колени.
— Ну-ка, хлопни по муравейнику рукой!
Володя поднял руку, растопырив пальцы, и ударил по мокрому колючему муравейнику.
— Сильней! — крикнул Главный. — И наклони голову, дыши!
Володя еще раз ударил по муравейнику, наклонив над ним голову, и ощутил кожей, как много маленьких невидимых фонтанчиков ударило ему в лицо. Легко и приятно запахло муравьиным спиртом. Володя вдыхал этот спирт ртом и носом, стоя на дрожащих коленях, и чувствовал, что вот-вот упадет… Он так и упал бы, если б не муравьи-рабочие, которые поддерживали его сзади под мышки.
— Наспиртовался? — спросил сзади Главный. — Дыши еще! Колоти!
Володя еще и еще бил по муравейнику ладонью с прилипшими к ней хвоинками и дышал бившими в лицо струйками. Он вспомнил, что когда-то, в чаще, так
С каждым вдохом он чувствовал, как вливается в него сила сотен тысяч могучих муравьев… Муравьи отдавали ему свою силу, перекачивали ее в него фонтанчиками.
— Как себя чувствуешь? — спросил Главный.
— Хорошо! — сказал Володя. — Теперь лучше. Теперь могу идти.
— Ну и отлично! — удовлетворенно произнес Главный. — Теперь уже не так далеко идти. И они тебе помогут. Пойдут с тобой, — кивнул он на муравьев.
— Как я… как я отблагодарю тебя? — спросил Володя.
— Чепуха! — сказал Главный. — Оставайся таким, какой ты есть! Деда люби! И Алевтину! Заботься о них…
— Буду, — пообещал Володя растроганно.
— А мы еще когда-нибудь встретимся! — сказал Главный. — Может, и от тебя когда что потребуется. Тогда рассчитаемся.
— Рассчитаемся! — радостно сказал Володя.
Он теперь чувствовал себя почти бодро.
— Ну, пока! — взмахнул Главный своей черной рукой на шарнирах.
— Пока! — Володя тоже неуклюже взмахнул и пошел вверх по берегу.
Это уже был Илыч в его верховьях, а не какая-либо другая река, Володя это узнавал по разным необъяснимым приметам. Он сам не знал, по каким приметам это чувствовалось, но это чувствовалось — и все!
— Это ведь Илыч? — спросил Володя своих спутников.
— Илыч! — вместе ответили муравьи. — Это Илыч!
— И я тоже так думаю. Тут ведь сомнений быть не должно…
— Какие там сомнения! Никаких сомнений! И избушка уже недалеко — вон за тем поворотом. — Муравьи бережно вели его под руки.
Володя кивнул — ему не хотелось больше говорить. Слова, произнесенные вслух, отнимали силу. А идти еще надо было не так уж и мало. Силу надо было беречь для ходьбы. Да и зачем говорить, когда можно просто думать? Но думать тоже тяжело. Тоже силы отнимает. Хотя не столько, сколько слова…
Володя почувствовал чье-то присутствие, он взглянул вперед и увидел отца: отец сидел невдалеке на корточках — на низком зеленом берегу над рекой. Река шипит под берегом, и не слышит отец, как сзади Прокоп подкрадывается с топором в руках. Володя все это видит — рядом, в двух шагах, — хочет шагнуть и крикнуть — и не может… Вот уже Прокоп совсем рядом — заносит в воздухе топор над головой отца, — рванулся Володя вперед с кочки и чуть не упал — муравьи поддержали, и опять впереди никого нет…
— Там отец сидел, — сказал Володя.
— Какой тебе еще отец! — сказал Муравей. — Корень это над водой, а не отец…
— Как не отец! — прошептал Володя. — Вон опять — видите?
И впрямь отец на тропе! Только без головы. А смотрит в сторону Володи…
— Ты не знаешь, Володя, где тут моя голова? — спрашивает. — Где-то она тут валяться должна! — и шарит в воздухе руками…
Страшно стало Володе — хотел он мимо пройти, да отец руки растопырил, словно хочет Володю обнять… И понял вдруг Володя, что не отец это, а Прокоп! Закричал Володя страшным голосом…