«Волос ангела»
Шрифт:
Восьмого октября 1915 года Поэт принес военную присягу. «Даты времени смотревшего в обряд посвящения меня в солдаты…»
И сразу же письмо родным, в милую его сердцу Москву. Успокоить, затушевать всю мерзость царской солдатчины.
«Дорогие мамочка, Людочка, Олечка!
Только сейчас окончились мои мытарства по призыву. Спешу вам написать и успокоить.
Я призван и взят в Петроградскую автомобильную школу, где меня определили в чертежную, как умелого и опытного чертежника. Беспокоиться обо мне совершенно не следует. После работы в школе я могу вести все те занятия, какие вел и раньше. Адрес мой остается прежний. Напишите
Хорошо вышколенный лакей-официант, одетый в темно-зеленую, обшитую галуном ливрею, осторожно держа укутанную в салфетку темную бутылку, налил в высокие тонкие бокалы золотистого вина. Чиркнув спичкой, зажег свечи на столе – тускло замерцало старинное столовое серебро, желто-розовые блики легли на туго накрахмаленные салфетки, заискрилось, заиграло в неверном свете свечей содержимое бокалов.
Лакей поклонился и вышел, неслышно притворив за собой высокую тяжелую дверь. В кабинете повисла тишина.
Стыл за окнами шинельно-серый сумрак осеннего петроградского вечера, багрово тлели угли в большом камине. Двое людей, сидевшие за столом, молчали.
– Нуте-с, – первым нарушил молчание хозяин, полный, коротко стриженный, с жесткой щеткой рыжеватых усов под мясистым носом, – давайте выпьем со свиданьицем, как говорят в России. – Он поднял свой бокал на уровень глаз. – Вино хорошее, попробуйте, мой друг.
– Спасибо.
Гость – высокий худощавый светловолосый человек без особых примет – последовал его примеру.
– Дальше ухаживать за собой придется самим, – усмехнулся хозяин, – говорить будем только на русском. Вернее, говорить буду преимущественно я, а вам, мой друг, надлежит меня очень внимательно слушать. Как вино?
Гость одобрительно кивнул.
– Отведайте… – хозяин жестом истого хлебосола подвинул ближе к нему тарелки с закусками, – у меня хороший повар. Пожалуй, в моем возрасте ничто больше так не радует и не греет душу.
– Русские говорят, что до тридцати лет греет жена, после тридцати рюмка вина, а еще через тридцать лет и печка не согреет, – улыбнулся одними глазами гость.
– Прелестная поговорка. Я вижу, вы совсем обрусели. Это хорошо. Положите себе телятины… Вы знаете, графиня Магдалина Павловна Ностиц, урожденная Бутон, ярая противница Распутина, недавно рассказывала одному из наших людей, что в начале сентября в доме графини Палей состоялось некое собрание, на котором присутствовали Гучков, Сазонов и французский посол. Неплохая компания, правда?
– Ностиц – жена бывшего русского атташе во Франции? – отозвался гость.
– Да-да, та самая. Так вот, Гучков там весьма авторитетно заявил, что деятельно готовится переворот, причем с двух концов. Главная работа, по его словам, идет в армии: офицерство якобы на стороне великого князя Николая Николаевича. Этакие новоявленные заговорщики, – хозяин сдержанно посмеялся. – Но к ним примыкают представители московского дворянства, богатое купечество. Называли Высоцкого, Морозова, Попова. Желают нового конституционного монарха, то бишь Николая Николаевича, и… перемирия!
– Сазонов надеется при этом сохранить портфель министра иностранных дел?
– Видимо… – хозяин тщательно выбрал себе из резного ящичка, стоявшего на столе, сигару, не спеша обрезал ее кончик миниатюрной гильотинкой, прикурил от свечи, встал, подошел к камину, поворошил медной кочергой тлеющие угли. – Из армии мне доносят, что командующий Юго-Западным
– Ну, это не якобинский клуб, – снова улыбнулся гость, – полагаю, их разгонят, и довольно скоро.
– Согласен, – быстро повернулся к нему хозяин, мерно ходивший по кабинету, – но обратите внимание: конституционные демократы, или кадеты, как их здесь называют, начали требовать власти! А это требуют власти крупная буржуазия и землевладельцы. Вот те, кто должен прийти на смену царю Николаю! Им никакие сепаратные договоры никогда и в голову не придут: для них война – способ как можно больше заработать. Поэтому нам, в интересах нашей империи, необходимо их всемерно поддержать. Война должна продолжаться! – жестко сказал он, стряхивая серый пепел с кончика сигары в камин. Помолчал немного, потом уточнил: – С царем Николаем или без него, но продолжаться! Кстати, в этом заинтересованы финансовые круги Англии и Франции. Я думаю, что и германские промышленники тоже.
Хозяин снова прошелся по кабинету. Толстый ковер глушил его шаги, мерно колыхалось пламя свечей, причудливая тень послушно бродила из угла в угол за хозяином роскошного кабинета.
Гость вытер губы салфеткой и, закурив папиросу, откинулся на спинку кресла – он ждал продолжения разговора. В том, что оно последует, не было сомнений – иначе его не пригласили бы сюда. Слишком многое связывало этих двух, столь не похожих внешне, людей, чтобы один не мог угадать следующего шага другого.
– Думаете о возможных изменениях? – гость примял в серебряной пепельнице недокуренную папиросу и тут же закурил новую. – Табак военного времени… – с извиняющейся улыбкой пояснил он в ответ на вопросительный взгляд хозяина, – какие-то палки, табачная пыль. Хотя это один из лучших сортов.
– Да… Так вот, об изменениях. Я не оракул и не берусь предсказать, как скоро они произойдут, но то, что они будут – несомненно! Сейчас создается тенденция к возникновению ситуации, когда все, кто может это сделать, будут стремиться реализовать свои возможности и попытаются взять власть: промышленники, военные, партии всех толков и направлений. В том числе и большевики. Да-да, большевики! Их тоже не надо сбрасывать со счетов, хотя я и ни на йоту не верю в реализацию их бредовых идей. Но пытаться они будут. Впрочем, большая политика вас должна сейчас занимать меньше всего.
«Вот оно, главное, – подумал гость, – сейчас будет ясно, что ожидает меня в будущем. Не зря же я уже столько лет торчу в России? Для чего-то меня берегли, не пуская до времени в дело».
– Как ваши отношения с так называемыми деловыми людьми петербургского дна? – неожиданно спросил хозяин. – Помнится, вы успешно завязывали в среде уголовного мира нужные связи?
– Не только… – гость налил себе вина. Не торопясь выпил, смакуя. Поставил пустой бокал. – Но я, признаться, не очень…