«Волос ангела»
Шрифт:
– Мы по литографскому… – важно ответил Браилов Федорину, пыхтя толстой папиросой. – Очень выгодное занятие, скажу вам! Реклама и объявления сейчас – истинный двигатель всей торговли… Все же надо было мне ответить вам двадцать. И мои были бы все.
– Поздно, голубчик, поздно… – засмеялся Федорин. – Кончен бал, погасли свечи… М-да. Не думаете в ближайшее время делать новых приобретений?
– Не знаю, – пожал плечами Браилов. – Как все еще будет?
– Да-а… – протянул первый попутчик, игравший вместе с ними. – Времена меняются. Я вот все думаю: может, она, жизнь-то, и при большевиках на старое обернется.
Он налил себе коньяку, выпил, потянулся за бутербродом, но передумал и с хрустом отломил ножку у холодной вареной курицы.
– Вряд ли будет по-старому… – бросил второй попутчик. – Но без нас, коммерческих людей, ни одной власти никогда не обойтись. На старое-то вряд ли… – повторил он, словно пробуя свои слова на вкус, – однако мы – это все! Кто, скажите вы мне, кроме нас, может сейчас народ накормить, одеть, обуть, дать работу? То-то же…
– Надо, ой как надо и одеть, и накормить, – подхватил Федорин. – Я как раз по этой части. В смысле – одеть.
– И как оборот? – между делом поинтересовался Браилов.
– Приличный, голубчик вы мой, очень приличный…
– Слава Богу, хоть деньги наконец-то стали более-менее нормальные, – сказал первый попутчик, – а то начинаешь считать, да так и запутаешься в миллионах!
– Э-э, да разве это деньги… – Федорин скорчил презрительную гримасу. – Раньше, бывало, "катеньку" [16] возьмешь в руки, так вещь! Чуешь, что сто рублев. Золотым запасом обеспечено было.
16
Обиходное название царской купюры сторублевого достоинства с изображением Екатерины II.
– Да, золото, оно всему голова, – отозвался второй попутчик. – Сейчас поди попробуй, обменяй нонешние деньги на золото. Помню, в старое-то время придешь в банк как в коммерческий храм, тебе, «пожалте». Нет, что ни говорите, а золото – всему голова.
– Ну, не скажите, не скажите, – опять вступил в разговор первый попутчик, размахивая зажатой в пальцах полуобглоданной куриной ножкой. – Сырье где? Железные дороги дышат едва-едва, если соберешься товары отправить, намучишься, комиссары кругом, – последние слова он сказал совсем тихо, оглянувшись на дверь купе. – А хлопок где, я вас спрашиваю, где туркестанский хлопок?
– Концессии надо расширять, концессии!
– Бросьте, голубчик вы мой, опять немчуре да англичашкам кланяться! – пренебрежительно махнул рукой Федорин. – Сами сможем! Русский торговый человек всю выгоду государству может произвесть и себя не обидит. Вот так-то.
– Вроде подъезжаем? – отодвинув шторку, выглянул в окно второй попутчик. – Москва…
Прощались на вокзальной площади. Попутчики, откланявшись, ушли, а Иван Маринович все никак не мог расстаться с Порфирием Михайловичем Федориным.
– Очень все было любезно с вашей стороны.
– И мне тоже, Иван Маринович. Я всегда в «Савое» останавливаюсь, номерок заказываю. Прошу ко мне, без стеснения, голубчик. Буду рад. Без присмотра супруги, знаете ли… – он игриво пошевелил пухлыми пальцами. – Обещаете?
– Непременно, Порфирий Михайлович, непременно…
И они пошли к извозчикам.
– На Сретенку! – приказал, садясь в коляску, Иван Маринович Браилов и помахал на прощанье ручкой Федорину.
Генке Шкуратову всегда нравилась живая работа, веселая, на ногах, с людьми. В шумной толпе он чувствовал себя как в родной стихии. В кабинетах много не высидишь, считал он, только когда у тебя собралось множество разных фактов и фактиков, наговорился, повыспросил, все сам посмотрел и везде побывал, вот тогда садись в кабинете, думай: связывай порванные преступником ниточки, разматывай хитро запутанный клубок.
"Клиенты" Генке попадались непростые, многие еще с дореволюционным стажем, опытные. Любили они почему-то совершать налеты на нэпманов, со стрельбой и смертоубийством, если те не хотели расстаться с нажитым добром. И когда Генка находил их, они тоже пытались отстреливаться, никак не желая попадать в руки МУРа.
Да не для того расстался с морем и пошел в уголовный розыск бывший балтиец, чтобы всяческие налетчики могли творить, что захотят.
Скоро атлетическую Генкину фигуру знали уже во многих местах, пользовавшихся весьма сомнительной репутацией, и таких мест, благодаря его стараниям, становилось все меньше.
Поначалу порученное дело показалось Генке простым и скучным. Но он добросовестно делал все, что было необходимо, – выезжал на места происшествий, осматривал распилы на оконных решетках, взломанные замки, дотошно выспрашивал церковнослужителей о приметах похищенного, ловя их косые взгляды на видневшуюся в распахнутом вороте рубахи полосатую тельняшку. "Пусть смотрят, – посмеивался он про себя. – Не для форса надел. Пока они тут молились, я в этом тельнике на Юденича и Деникина ходил со сводным полком революционных балтийских матросов. Воевал – имею право!"
Но на сегодня задание у него было необычное – пошел проверять вместе с Жуковым магазины, где торговали ювелирными изделиями, мастерские частных ювелиров, часовщиков, зубных техников, где могло осесть краденое золото. За день все ноги избили, да еще работа непривычная: надо конторские книги перепроверять, не забывая и по сторонам посматривать, где с кем словом перекинуться, куда заглянуть ненароком. В обед наскоро перекусили – и опять по лавкам и магазинам.
К вечеру непроверенных адресов осталось немного – два или три. Заглянув в список, Шкуратов выбрал первой для посещения фирму Кудина на Арбате. Торговец известный, чем только не промышляет – еще до революции свои магазины ювелирных товаров имел, а сейчас, при нэпе, и одеждой, и обувью, и мануфактурой торговать начал, комиссионную торговлю тоже вел. Пошли к нему.
Кудин их встретил хмуро. Сложив на объемистом животе пухлые руки, поросшие редкими рыжеватыми волосами, завертел большими пальцами. Искорками вспыхнули камни в дорогих перстнях.
"Ишь ты, как баба, весь унизан, – подумал Генка. – А может, просто всю жизнь в страхе живет и на случай, если придется тягу дать, с собой капиталец таскает прямо на пальцах? Опять же и "визитная карточка" налицо. Кто худое подумает о человеке с такими кольцами? Среди таких же, как он, конечно. Соображает, значит, жук…"