«Волос ангела»
Шрифт:
Много всякого пришлось повидать: иногда у него вдруг возникало желание бросить все, запереться, сесть за стол и собрать свои впечатления воедино, сделать большую книгу – он так и считал, что книги надо делать, как деньги, а не писать, впустую тратя время, но происходили новые захватывающие события, мир жаждал информации о них, а следовательно, и о людях, в них участвующих. Приходилось, забыв о своих замыслах, действительно все бросать и лететь сломя голову на самолетах, больше похожих на книжные этажерки, насквозь продуваемые встречным ветром; плыть на пароходах, военных кораблях или индейских каноэ; замирать от ужаса, сидя верхом на лошади, карабкающейся на горные кручи.
Да, такая жизнь ему нравилась, и жил он ею не только ради гонорара, но более всего ради интересов Империи, с тайной службой которой давно и плодотворно сотрудничал. Поступившее ему предложение поехать в Россию, где разворачивалось гигантское действо с участием сотен миллионов людей, расколовшихся на два лагеря, как при Войне Алой и Белой розы или войнах между гугенотами и католиками, он воспринял с восторгом. Тем более что на встрече перед отъездом высокопоставленное лицо из разведки Империи объяснило: надо только писать, писать и писать – писать в газеты, журналы и… в адрес разведки Империи. В прессу – о сенсациях и вообще обо всем, что интepecyет читателей; а в адрес секретной службы присылать аналитические доклады о положении в стране и подборки полученных сведений. Брать только то, что само плывет в руки, не проявляя никакой активности, а в статьях и репортажах стараться не искажать действительного положения дел большевиков, чтобы не раздражать их. Более того, можно даже выразить им некоторое сочувствие для упрочения собственного положения. Писать и ждать. Чего? Приказа.
Когда он поступит, ему разъяснят, что именно надо сделать и как. Его задача будет состоять в привлечении внимания западной общественности к неким событиям. Каким? Пока трудно сказать. Надо ехать в Россию и ждать, ждать…
Он поехал. Обжившись, вызвал жену, устроились. Писал, писал много – статьи, комментарии, обзоры, очерки. Благо, было о чем – беспокойное время, бурлящая страна, каждый день что-нибудь да случалось – только успевай выбрать событие себе по вкусу. Золотое дно для журналистов, и редакторы наперебой слали телеграммы, требуя все новых и новых материалов, подробностей уже описанных им событий, ответов на запросы читателей. А он терпеливо ждал, когда же придет тот самый день, когда надо будет сделать нечто такое…
Он почему-то не сомневался, что это будет неожиданный материал, пусть даже связанный с внешне не очень приметным событием, но потребующий от него всех знаний, применения полученного ранее опыта и вдохновения. Да, именно вдохновения, потому что такие материалы умирают в тебе еще не родившись, если в них не вдохнет жизнь призванное тобой на помощь бойкому перу вдохновение.
И вот час настал. Сегодня он должен встретиться с митрополитом Московским, Коломенским и Крутицким. Неуверенности не было – ему уже приходилось беседовать с кардиналами из Ватикана, успел кое-чему научиться, общаясь с хитрыми церковниками, пытался даже заполучить интервью у самого папы римского, но отказали, что, впрочем, его нисколько ие смутило: удалось найти другого, более сговорчивого князя Церкви и сделать хороший материал.
Русский митрополит? Пожалуйста! Они смогут поговорить и без переводчика – наверняка поп владеет латынью, а корреспондент изучал ее в университете, теперь это еще раз пригодится. Перевод всегда искажает, невольно скрадывает тайные движения души собеседника, а беседа на древней латыни с ее пристрастием к суховатым, но точным формулировкам позволит зажать разговор в тиски, загнать интервьюируемого к нужной цели. А цель заранее известна.
Правда, корреспонденту намекнули, что это только одна часть задания, а может быть и другая, но о ней скажут потом. Снова ждать? "Не привыкать стать" – как немного непонятно, по философски спокойно говорят русские. Видимо, они много взяли в свой характер от Азии, исповедовавшей буддизм, влекущий человека к созерцательности мира. Нет, русского мужика нельзя, конечно, полностью отождествлять с азиатом, об этом свидетельствуют и происходящие здесь события, но все же есть в их характере общность, есть – сотни лет татаро-монгольского ига не прошли даром.
Он в тот же день позвонил по телефону в резиденцию митрополита и на удивление быстро договорился о встрече. Разговаривавший с ним служитель был предельно любезен и вежлив, что вселяло надежды и давало еще большую уверенность в успехе.
За четверть часа до назначенного времени корреспондент, высокий, полный, с массивной тростью, одетый по случаю визита к духовному лицу в строгий темный костюм – кто его там знает, русского попа, вдруг обидится, увидев гостя в фривольном мирском клетчатом пиджаке и модных брюках гольф? – поднялся по ступенькам особняка и вошел в небольшой вестибюль.
Его ждали. Неопределенного возраста молчаливый человек в глухом черном сюртуке проводил зарубежного гостя на второй этаж, оставил в приемной, перед дверями кабинета, попросив немного обождать.
День был ясный, солнечный, за окном затеяли веселую драку шустрые воробьи, с громким чириканьем перелетавшие с ветки на ветку. Квадраты желтого света, падающего из окон, легли на навощенный паркет пола приемной, придав ему цвет старого меда. Тихо, спокойно. Теплится лампада перед иконой, неслышно идут старинные настенные часы. Так и хочется расслабиться и чуток вздремнуть.
Дверь кабинета распахнулась, человек в черном сюртуке сделал приглашающий жест, слегка склонив голову, покрытую редкими седеющими волосами.
Собраться, придать лицу значительно-приветливое выражение. Оставить трость здесь, в приемной? Нет, лучше взять с собой – поможет занять руки, если возникнет ненужная пауза.
Корреспондент решительно вошел в кабинет митрополита. Первым его впечатлением было удивление при виде большого тяжелого рабочего стола. Комната проста, без излишних украшений. Но где же хозяин?
Он не сразу заметил стоящего в стороне, там, куда не доставал яркий свет из окна, сухопарого пожилого человека в темной рясе и странном головном уборе. Кажется, у русских попов он называется клобук? Или это только у монахов? Но монах ли митрополит? Какая-то искрящаяся дорогими камнями вещица, типа иконки, висит у него на груди. Как к нему обратиться – ваше преосвященство? Или нет, это, кажется, для католиков…
– Здравствуйте, – тихим, ровным голосом сказал митрополит. – Вы просили о встрече, я слушаю вас.
Не ожидавший, что к нему обратятся на русском языке, корреспондент немного смешался, но тут же овладел собой – сказалась привычка не распускаться в любой ситуации, приобретенная за долгие годы журналистской работы. Атаковать, наступать на этого старого, тихого человека, не давать ему забрать инициативу в свои сухие, жилистые руки – все церковники большие доки по части разговоров, прекрасно владеющие сложным искусством риторики, искушенные в изощренных приемах доказывания своих тезисов на богословских диспутах.