Волошинов, Бахтин и лингвистика
Шрифт:
Таким образом, «возникает необходимость обратиться к некоторому совершенно новому принципу… Этот новый принцип имеет „творческий аспект“, который яснее всего наблюдается в том, что может быть названо „творческим аспектом использования языка“, т. е. специфически человеческая способность выражать новые мысли и понимать совершенно новые выражения мысли на основе „установленного языка“, языка, который является продуктом культуры и подчиняется законам и принципам, частью характерным именно для него, а частью являющимся отражением общих свойств мышления. Эти законы и принципы. не могут быть сформулированы в терминах даже самой усовершенствованной и развитой системы понятий, относящихся к анализу поведения и взаимодействия физических тел, равно как они не могут быть реализованы даже самым сложным автоматом». [812]
812
Хомский 1972б: 17—18
Все это вполне согласуется с идеями МФЯ, хотя, разумеется, составляет лишь их часть.
813
Хомский 1972б: 106
Есть и другие очень существенные различия между МФЯ и Хом-ским. В МФЯ (исключительно в третьей части) присутствует интерес к синтаксису, однако гораздо более важной во всей книге признается семантика, часто скрывающаяся под псевдонимом «идеологии». Для Хомского же (во всех многочисленных вариантах его теории) роль синтаксиса остается центральной, а семантика (как и фонетика) выступает в качестве дополнительного компонента. Кстати, нет у Хомского, в отличие от МФЯ, и интереса к изучению структур, более протяженных, чем предложение. И безусловно, хотя разграничение компетенции и употребления не тождественно разграничению языка и речи, а компетенция охватывает более широкий круг явлений, чем язык у Соссюра, но все же рамки компетенции по-прежнему ограничивают область лингвистики. В МФЯ же принципиально отстаивается необходимость изучения индивидуальных речевых актов, то есть того, что Хомский относит к употреблению.
Вопрос о соотношении МФЯ и идей Хомского уже рассматривался в литературе. На определенное сходство их идей обратил внимание Якобсон в предисловии к французскому изданию МФЯ. [814] Связывают их идеи и французские социолингвисты-марксисты в книге. [815] Есть и авторы, отрицающие такое сходство, исходя из принадлежности Хомского к традиции Декарта и отсутствия в МФЯ чего-либо аналогичного компетенции Хомского. [816] По мнению Б. Во-тье, МФЯ связывают с Хомским, как и с Соссюром, лишь интерпретаторы. Однако думается, что все-таки идеи МФЯ и поздних работ Бахтина, противопоставленные концепции Соссюра, ближе к концепции Хомского. Общность видна не только в сходной критике соссюрианства, но и в общем влиянии традиции Гумбольдта. Хомский может иронизировать по поводу чьего-то кантианства, но через Гумбольдта и он испытал влияние этой мощной интеллектуальной традиции. И в МФЯ, и у Хомского в центре теории не безличная система языка, а говорящий человек.
814
Jakobson 1977: 7—8
815
Marcellesi, Gardin 1974
816
Vauthier 2003: 243—244
Безусловно, программа новой лингвистики была во!многом Хом-ским лишь декларирована, а ограничений по-прежнему осталось довольно много. Теория Хомского «в конечном счете сводится все к тем же описательным процедурам и ставит своей целью дать описание абстрактной структуры лингвистической компетенции—в идее, но не в исполнении взаимодействующей с другими видами психического поведения человека». [817] Как сказано в статье современного американского генеративиста, «генеративная грамматика занимается изучением языкового аппарата, который позволяет ребенку к пяти годам усвоить родной язык». [818] Вопросы функционирования этого аппарата отдаются другим областям лингвистики. Здесь же приводится такая аналогия: одни науки занимаются способностью птиц летать, другие – конкретными особенностями их полета; генеративная лингвистика соответствует первым наукам. [819] При этом науки другого типа опираются на науки, аналогичные генеративной лингвистике. То есть Хомский лишь напомнил о существовании вопроса «Как функционирует язык?» и выдвинул некоторые гипотезы, но направление, им основанное, обратилось к изучению того же вопроса «Как устроен язык?», на котором сосредоточились структуралисты, хотя на другом уровне.
817
Звегинцев 1996: 33—34
818
Бейлин 1997: 15
819
Бейлин 1997: 15
Однако благодаря «хомскианской революции» произошли изменения во всей науке о языке, в том числе и там, где сам Хомский не собирался ничего предлагать. Шлюзы были открыты, ограничения, наложенные на несколько десятилетий Соссюром, были сняты. Один из примеров – социолингвистика. Как отмечает автор одной из современных книг по данной тематике, ее развитие произошло помимо Хомского: для него работы по социолингвистике, может быть, полезны для образовательных программ, но банальны с теоретической точки зрения и выходят за пределы изучения компетенции. [820] Однако именно в первые же годы после «хом-скианской революции» социолингвистика стала в США, где традиций изучения этой дисциплины (в отличие от СССР) раньше не было, активно развиваться. Затем американская социолингвистика стала также распространяться по миру. То же можно сказать и о семантических исследованиях, которые впервые в истории лингвистики стали приводить к плодотворным результатам именно после «хом-скианской революции» и с учетом ряда теоретических идей Хом-ского, хотя не всегда в рамках его теории.
820
Edwards 1994: x—xi
Но конечно, развиваться начала не только социолингвистика. С 60-х гг. стали актуальными многие проблемы, поставленные в МФЯ и примыкающих к книге работах, как бы сам Хомский к ним ни относился. Поэтому чуткий к веяниям времени Якобсон именно в 1973 г. организовал английское издание книги, после чего ее влияние сразу стало ощутимым в разных странах.
VII.2. Теория речевых актов и прагматика
В одной из работ, прямо посвященных идеям МФЯ, справедливо говорится: «В лингвистике произошли кардинальные изменения: в сферу ее компетенции оказались вовлеченными не только формы „диалогической речи“, но и многообразные типы социального взаимодействия с помощью языка, скрытые допущения речевых актов, различные виды пресуппозиций и импликатур, интенциональные состояния говорящего, вся гамма иллокутивных и перлокутивных свойств высказывания, перформативы и правила их употребления, эпистемические и когнитивные аспекты языковых выражений, текст во всем богатстве его семантического пространства, а также многое другое, в чем еще несколько десятилетий назад лингвист просто бы не увидел предмета для разговора». [821]
821
Киклевич 1993: 9
Действительно это так. Рассмотрим два активно развивающихся направления лингвистики последних десятилетий – теорию речевых актов и прагматику. Надо сказать, что четких граней между ними не существует и часто одни и те же проблемы могут рассматриваться в рамках того или другого направления.
Оба направления возникли независимо от Хомского, а их идеи впервые высказывались раньше 1957 г., но широко популярными стали после «хомскианской революции». Уже к 80-м гг. эти направления стали представлены, прежде всего в США, огромным числом публикаций. Их развитие на это время нашло отражение в изданных в 1985 и 1986 гг. сборниках серии «Новое в зарубежной лингвистике». [822] У нас соответствующие направления, активно развиваются с 70-х гг., их признанные лидеры – Н.Д. Арутюнова и Е. В. Падучева.
822
Новое 1985; Новое 1986
Термин «прагматика» был введен в 30-х гг. американским семи-отиком Ч. Моррисом, следовавшим идеям упоминавшегося в предыдущих главах Ч. Пирса. «Моррис разделил семиотику на семантику – учение об отношении знаков к объектам действительности, синтактику—учение об отношениях между знаками, и прагматику– учение об отношении знаков к их интерпретаторам, то есть к тем, кто пользуется знаковыми системами. Прагматика, таким образом, изучает поведение знаков в реальных процессах коммуникации». [823] К тому времени лингвистика занималась синтактикой и семантикой и очень мало обращалась к прагматике. В МФЯ же три данные области по сути не разграничиваются: знаки должны изучаться только в отношении к интерпретаторам, поскольку вне говорящего и слушающего они не существуют, а их изолированное рассмотрение искажает реальность. То есть всякое адекватное изучение языка прагматично.
823
Арутюнова, Падучева 1985: 3
Теория речевых актов возникла независимо от прагматики. Она «сложилась лишь в рамках лингвистической философии под влиянием идей Л. Витгенштейна о множественности назначений языка и их неотделимости от форм жизни… Основы теории речевых актов были заложены английским философом Дж. Остином (лекции, 1955; посмертно опубликованы в книге „How to do things with words“, 1962)». [824] Основной труд Остина есть и в русском переводе. [825] Здесь же в числе предшественников теории Н. Д. Арутюнова правомерно называет М. М. Бахтина, а в библиографии упомянуто первое издание РЖ; особо упомянуты идеи Бахтина о роли интонации в процессе общения.
824
Арутюнова 1990: 412
825
Остин 1986