Волосы Вероники
Шрифт:
— Что же ты с ними не поехала? — метнула на нее насмешливый взгляд Инга Владимировна. — Ты ведь у нас женщина свободная.
— Я люблю Черное море, — сказала Уткина.
— На путевку не рассчитывай, — заявила Грымзина. — Надо было раньше подавать заявление — все уже распределено на этот год.
— Мои друзья-артисты пригласили меня на сентябрь в Пицунду, — очаровательно улыбаясь, ответила Альбина Аркадьевна. — Они там снимают какой-то многосерийный фильм, ну и уговорили меня сняться в небольшой роли.
— Ты еще
— Они меня целый месяц уговаривали, — скромно проговорила Уткина. — Привязались, какой-то ужас! Говорят, я именно тот самый типаж, который они днем с огнем по всему Ленинграду искали.
— Типаж! — усмехнулась Губанова.
— Я всю жизнь мечтала сняться в кино, — заметила до сего времени молчавшая Татьяна Леонидовна Соболева.
— Еще двоих родишь, и снимут, — коротко хохотнула Грымзина. — Как мать-героиню!
— Я завидую, что у тебя четверо детей, — вздохнула Уткина.
— Кто тебе мешал? — покосилась на нее Евгения Валентиновна. — Дело немудреное.
У Грымзиной единственный сын уже женился и живет в Мурманске. У Губановых, по-моему, одна дочь, а Альбина Аркадьевна — бездетная. Почему у людей нет детей, спрашивать нетактично: мало ли почему не бывает детей? Многие и рады бы завести, но не получается, есть разные причины, которых касаться не стоит. А Грымзина, видно, по роду своей общественной работы привыкла бесцеремонно вторгаться в чужую жизнь. Я видел, как прошла тень по симпатичному лицу Уткиной. Когда мои сотрудницы при мне заводят свои женские разговоры, мне бывает неловко, такое впечатление, что они меня и за мужчину не считают.
— Я очень хотела ребенка, но…
— Муж был против? — уставилась на нее настырная Грымзина.
— При чем тут муж! — с досадой вырвалось у Альбины Аркадьевны.
Обычно она никогда не срывалась, но Коняга способна и камень вывести из себя.
— Спасибо за угощение, — поблагодарил я, намереваясь покинуть мое женское общество, но Грымзина не позволила уйти.
— Появилась новая кандидатура, — доверительно сообщила она. — Я в райкоме узнала. — И умолкла, чтобы слушатели переварили, на ее взгляд, ошеломляющую новость.
— Неужели Степанов? — уставилась на нее Губанова.
— Степанов давно отпал, — сказала Евгения Валентиновна.
Кто такой Степанов, я не имел ни малейшего представления. За месяц отпуска тут, гляжу, многое произошло!
— Лободин? — заинтересованно спросила Альбина Аркадьевна. Уж она-то всегда была так далека от всех институтских интриг!
— Лободин в райкоме не прошел, — отрезала Грымзина. — С нашей помощью. Тоже мне директор! Он в Политехническом еле-еле с кафедрой справляется, а его хотели к нам.
— Кто же тогда? — все взоры обратились к Коняге. Лишь Татьяна Леонидовна пила кофе и задумчиво смотрела в окно. Ее не занимали эти разговоры.
— Пилипенко! — изрекла Евгения Валентиновна. — Из Москвы.
— Я
Грымзина метнула на нее презрительный взгляд, мол, голодной куме одно на уме, а вслух произнесла:
— Говорят, крупный ученый, с этой кандидатурой нам будет трудно бороться…
— А зачем бороться? — вмешался я. — Крупный, говорите, ученый, ему и карты в руки.
— А как же Артур Германович? — удивленно взгля нула на меня Грымзина. — Мы его хотим.
— Точнее, он этого хочет, — усмехнулся я.
— Одна надежда, что Пилипенко не пожелает уезжать из Москвы, — не обратив внимания на мои слова, продолжала Евгения Валентиновна. — Он в нашем центральном НИИ работает замом.
— Надо будет прочитать про него в энциклопедии, — сказала Альбина Аркадьевна. — Там, наверное, и портрет есть.
— Мы уже многого добились, — говорила Грымзина. — Райком полностью поддерживает кандидатуру Артура Германовича, не возражают против него и в обкоме. Против наше министерство и Академия наук.
— Не так уж мало! — ввернул я.
Волей-неволей, а я тоже понемногу втягивался в эту возню с назначением директора института. Странно, что до сих пор не принято никакого решения. Стоит прийти в институт новому директору, и разом прекратятся все пустые разговоры, а через несколько месяцев наверняка сложится такое впечатление, будто новый руководитель и родился в нашем институте, никому и в голову не придет усомниться в его компетентности и достоинствах.
— Сколько мы уже без директора? — сказала Альбина Аркадьевна. — И ничего, работаем.
— Вы заходили к Артуру Германовичу? — спросила Евгения Валентиновна.
Я еще ни к кому не заходил, даже не успел Великанова повидать, он вчера только вернулся из командировки.
— Обязательно зайдите, — со значением произнесла Грымзина. — Он несколько раз спрашивал про вас.
— Хочет предложить мне командировку в Штаты? — усмехнулся я.
— Об этом он мне не докладывал, — отпарировала Евгения Валентиновна.
— А мне и предложили бы поездку в Америку, я отказалась бы, — сказала Соболева. — Очевидцы рассказывают, в сумерки в большом городе опасно выйти из дома. Убийства, насилия, грабеж! Моего знакомого в Чикаго среди бела дня ограбили.
— Подумаешь, простые смертные! — усмехнулась Губанова. — Там в президентов и разных знаменитостей стреляют, как в куропаток. Чтобы прославиться, наподобие Герострата.
— Про Герострата мы как-нибудь слышали, — заметила Грымзина. — И вообще, при чем тут мифология?
— Жуткая страна, — вздохнула Соболева.
— Я с удовольствием съездила бы туда, — вмешалась Альбина Аркадьевна. — Одно дело читать про Америку, другое — все посмотреть своими глазами.
— А какие там мужчины! — усмехнулась Грымзина. — И желтые, и черные, и даже красные. Про белых я молчу.