Волшебная флейта
Шрифт:
– А батюшка этой церкви заседает сейчас на тайном совете священнослужителей, – молвила летучая мышь, – если хочешь, то мы можем послушать их тайные и истинный мысли, узнать, что, вообще, они думают о религии.
Я ничего не ответил ему.
Мы летели над бывшем Иерусалимским кладбищем с землёй, привезённой ещё в XIX-м веке купцами из святых мест Палестины. Однако после октябрьского переворота коммунистические власти выбросили из этой земли кости православных горожан и переделали кладбище в Центральный парк культуры и отдыха. Сейчас здесь играл духовой оркестр, на танцплощадке кружились пары. Рядом с ними проносились поезда американской горки, крутилось колесо обозрения, веселилась и визжала публика, взлетая на качелях высоко в ночное
Рядом с Шанхаем размещался общий городской рынок, построенный ещё, по приданию горожан, древними египтянами, и где торговые места уже давно принадлежали азербайджанцам, тюркам, татарам и кавказским народностям. В ночное время эти труженики спали, и окна павильонов центрального рынка были погружены во тьму. Недалеко от рынка высилась старая заброшенная городская каланча, куда мы и приземлились отдохнуть от долгого полёта. Вероятно, отсюда пожарники обозревали самый знаменитый пожар 1872 года, когда сгорело три четверти всего города, выстроенного тогда из дерева.
– Ну, как? – спросил меня красавчик, принявший свой первоначальный вид. – Понравился тебе ночной полёт над городом? Посмотри, какой великолепный вид открывается с этой высоты.
Мы стояли на полусгнивших досках площадки обзора и смотрели в разные стороны света. Несмотря на поздний час в южной и восточной частях города кипела жизнь, в окнах горел свет, по улицам проносились дорогие машины, подвыпившие прохожие горланили песни, никто не хотел спать. Однако северные и восточные части уже погружались во тьму. Люди там ложились спать рано, ещё засветло тушили свет. Северо-восточнее башни высился шпиль минарета исламской мечети. В домах рядом с ним было уже темно. Мусульмане спали крепким сном. Северо-западнее каланчи возвышалось капитальное сооружение синагоги, там ещё горел свет, но люди уже готовились ко сну.
– Сколько же в нашем городе живёт всякого люда? – удивился я. – Сколько народов и сколько религий! И как они только уживаются все на одном месте?!
– Интересный вопрос, – сказал красавчик, – но, если ты, в самом деле, хочешь это знать, я могу тебе устроить посещение тайной вечери. Как раз в эту ночь собираются священнослужители всех этих народов, чтобы обсудить правила совместного общежития и критерии истинной веры.
– Интересно было бы их послушать, – согласился я.
– Тогда в чём вопрос?! – воскликнул красавчик. – Полетели на их тайную встречу, а заодно и понаблюдаем ночную жизнь города.
Мы опять превратились в летучих мышей, снялись с каланчи и полетели на запад к морю бушующих огней. Пролетая над центральной улицей, мы увидели монгольское консульство и дом, где обитал знаменитый писатель-эзотерик, ночной клуб, где вход для девушек был бесплатным после того, как они выпивали кружку неразведённого спирта, после чего их можно было брать тёпленькими. Позади нас остались также японский информационный центр с истинным самураем, исповедовавшим втайне от всех учение о Великом светлом и тёмном пути Тайоммёо-до, центр по изучению иудаизма с самым умным в городе раввином, преподающим тоже втайне своим ученикам каббалу, и дом журналистов,
– Тс-с! – воскликнул красавчик, приставив к губам палец. – Ты так переполошишь всех святых отцов.
По всей видимости, так оно и случилось. Мы услышали поднимающиеся шаги по лестнице, ведущей снизу на площадку звонницы.
– Чтобы нас не заметили, нам придётся стать тараканами, – воскликнул красавчик.
Не успел я ещё ему крикнуть, что тараканы вызывают во мне чувство брезгливости и омерзения, как ощутил, что лечу в бездну, хлопнувшись со всего маху своим телом о каменный пол звонницы. Вокруг себя я видел огромные стены, уходящие высоко ввысь к тёмному потолку, а рядом с собой обнаружил огромное чудовище в мой рост на шести лапа с длинными усами. Это чудовище пошевелило усами и сказало противным утробным голосом:
– Сейчас нас ни одна сволочь не обнаружит.
Только после этих слов я понял, что мы: я и мой напарник, превратились в тараканов.
– Боже праведный! – произнёс я, старясь говорить, как можно тише. – Что же с нами случилось?
– Ничего страшного? – ответил тараканище. – Простая предосторожность. Но ты можешь не шептать, а говорить громко, всё равно нас никто не услышит.
На лестнице продолжали слышаться шаги, но на это раз они были намного громче и походили на удары в гигантский гонг. Я думал, что перепонки от этого грохота в моих ушах лопнут. В отблесках уличного света мы увидели, как из проёма в полу показалась огромная голова великанши в белом монашеском чепце, затем тоже белый огромный воротничок и чёрное платье неимоверных размеров. Огромные ноги в туфлях ступили на каменные плитки пола. Мы и мой напарник забились по углам, чтобы нас не раздавили эти гигантские ноги.
– Что там, Марта? – послышался снизу громовой мужской голос.
– Никого нет, святой отец, – ответила Марта не менее громовым голосом, – может быть, звякнуло порывом ветра.
– Подожди, я сейчас сам поднимусь, проверю, – сказал голос снизу.
На лестнице опять послышались шаги. Мы продолжали с напарником сидеть по углам, затаив дыхание. На площадке места было не много, и мы боялись быть растоптанными этими гигантами.
Когда святой отец поднялся на звонницу, мы увидели, как этот огромный гигант в длинной чёрной сутане, подошёл к гигантше и обнял её за талию.
– Что вы делаете, святой отец? – молвила испуганно Марта, уже менее раскатистым голосом. – Это же тяжкий грех в кирхе придаваться такому блуду, приходите ко мне ночью в келью, как обычно, и мы при помощи молитв всё сладим, укротим вашу гипер-возбудимость.
– Марточка, ты меня возбуждаешь на колокольне, – грянул сверху глас человеческий, – мне и раньше хотелось затащить тебя сюда и принародно поставить к перилам.
– Вы говорите такое непотребное, что уши у меня сворачиваются в трубочку.
– Глупенькая, да это я взял в рот твоё ушко, красавица ты моя. Не сопротивляйся, всю равно, я тебя так просто отсюда не выпущу.
– А если услышат внизу?
– Никто не услышит, они так заняты диспутом, что если даже ты начнёшь стонать во весь голос, никто на твои стоны не обратит внимания.
Гигант стал своими огромными ручищами, поднимать ворох материи, похожий на театральный занавес, и нашему взору в блеклых отблесках ночного света предстала такая сцена, какую я никогда раньше не видел, и вряд ли ещё увижу. Вдруг я услышал рядом с собой утробный голос моего напарника: