Волшебная лампа Аладдина
Шрифт:
– Пусть, пусть объяснит! – злорадно сказала Зубейда. – Аладдин, почтенные мастера хотят узнать, кто отправил твоего дядю по воздуху на верблюде. Скажи им, если у тебя хватит стыда!
Аладдин вежливо улыбнулся, потер лампу.
И перед мастерами появился джин. Однако мастера остались невозмутимы.
Сияя, Аладдин воскликнул:
– Я могу сейчас подарить вам столько золота, что вы до конца ваших дней будете жить в довольстве и сидеть, ничего не делая!
Старики помолчали. Потом Абу-Яхья сказал:
– Мастер Абу-Наиб, ответь мне, своему старому другу, хотел бы ты сидеть, ничего не делая, до конца своих дней?
– Нет, – сказал рыжебородый, подумав.
– Тогда почтенье этому дому!
Мастер Абу-Яхья поднялся и, пропустив вперед рыжебородого, закрыл за собой калитку. Их шаги замолкли в отдалении.
– Ах, как неприятно!.. – сказала мать.
Глянув на нее, Аладдин шепнул что-то джину.
– Мама! – торжественно сказал он. – Закрой глаза и сосчитай до пяти!
– Еще чего… – проворчала она. – В последний раз я играла в эту игру, когда мне было семь лет.
Тогда Аладдин сам закрыл ей рукой глаза и сам сосчитал:
– Раз… два… три… четыре… пять!
И отнял руку от глаз матери.
Двор был неузнаваем. Цветистые шелковые одеяла лежали горой. Стояли сундуки, окованные серебром. Вдоль забора была расставлена новая посуда.
Кивнув с отвращением на джина, мать спросила:
– Это все он?
– Он, – сказал Аладдин.
– Никогда не сяду на эти одеяла! Ни за что не открою эти сундуки! Сейчас возьму козу и уйду!..
И Зубейда начала толкать козу к выходу.
Аладдин удержал ее за платье и грустно сказал:
– Ну, сосчитай еще раз до пяти!
Опять прикрыл ей глаза, сосчитал:
– Раз… два… три… четыре… пять!
Снял ладонь с ее глаз.
Дворик был пуст. Джина тоже не было. Мать кивнула, потом с некоторым сожалением сказала:
– А коврик был ничего…
Вот что было с Аладдином и джином. А в это же самое время с везирем и его сыном происходило нечто другое. Бу-Али Симджур и Мубарак склонились над картой их тридевятого царства. Везирь благоговейно говорил:
– Сегодня вечером, о возлюбленный сын, ты получишь царевну Будур и полцарства.
Жирной чертой везирь разделил царство пополам.
– Вот эта половина – тебе!
Мубарак важно кивнул.
Везирь спросил:
– А что ты дашь мне – своему единственному отцу?
Мубарак скривился. Его палец долго шарил по карте, пока не нашел самой маленькой точки:
– Дарю тебе вот – город Бельбейс.
Лицо везиря вытянулось.
– Такой паршивый городок?!
– Почему?.. Я там был, – сказал Мубарак. – Там есть две цирюльни и пять лавок…
– Две цирюльни?! – оскорбленно вскричал везирь. – Не возьму!
И отодвинул карту.
– Кто женится – я или ты?! – обозлился Мубарак.
– Ты, ты! – униженно сказал Бу-Али Симджур и чмокнул его в темя. – Готовься к свадьбе, мой возлюбленный сын!
И опять пришла ночь. Мастера с вершины строящегося минарета многое видели в эту ночь, но много и не видали.
Они видели, как над Багдадом пронеслась тень джина, направляясь к дворцу. И продолжали как ни в чем не бывало класть свои кирпичи и изразцы и прихлопывать глину лопатками: с джином-то они уже встречались!
Они видели и светящийся огнями дворец. Из него доносилась веселая музыка. А над дворцом на шпиле поблескивал полумесяц из чистого серебра.
Но самой свадьбы они не видели и не могли увидать. Там, на свадебном пиру, сидели великий султан, и везирь, и Мубарак, и гости. Играли музыканты. Все говорили разом, пили, ели и веселились.
А за занавеской сидела царевна Будур и плакала.
Мастера видели и как тень джина пронеслась над Багдадом обратно. Но понятно, они не могли увидеть, как джин очутился во дворике Аладдина и сказал:
– Царевна плачет!
И как Аладдин воскликнул:
– Плачет?!
И почему-то радостно заплясал.
Одним словом, мастера кое-что видели, кое-чего не видали, клали да клали свои кирпичи и изразцы.
А во дворцовой опочивальне вдоль стен горели светильники. И где-то далеко звучала свадебная музыка. Дверь открылась, великий султан ввел царевну в опочивальню и оставил одну.
Вынув спрятанный на груди кинжал, царевна Будур примерилась, как будет себя убивать. И со вздохом спрятала кинжал обратно.
Дверь открылась опять. Везирь втолкнул Мубарака. Он был разодет пестро, как китайский фазан. Молодые остались наедине.
Царевна положила руку туда, где кинжал. А жених сделал шаг к царевне, церемонно поклонился и начал:
– О звезда моих очей!..
Слово «очей» было последним словом, которое Будур услышала.
На этом слове Мубарак вдруг оторвался от пола и улетел в окно.
Царевна Будур недоверчиво поглядела вслед. Жениха не было. Его совсем не было. Не было нигде! Тогда она запрыгала на одной ноге и начала хохотать.
Вбежали султан и везирь.
Царевна прыгала:
– Он улетел! Улетел!
– Кто улетел? – спросил султан, шаря глазами по опочивальне.
Он и везирь заглянули под балдахин и даже под ковер, будто жених мог расплющиться.
– Мубарак! – закричал везирь.
Никто не ответил.
– Что это значит? – оскорбленно спросил султан у Бу-Али Симджура.
Тот подошел к окну, раздвинул занавеску, на всякий случай крикнул в ночь:
– Мубара-ак!
И услышал голос: «Сними-ите меня-я…»