Волшебная лампа генсека или Последнее чудо-оружие Cтраны Cоветов
Шрифт:
– - Я опасаюсь, что следующим в цепочке ваших клиентов окажется Гольденберг. И виновата в этом буду только я,-- с театральной горечью в голосе заявила докторша.
– - Не бойся за Фиму, бойся лучше за меня, я на более вредной работе, хоть и не получаю бесплатного молока. Кстати, дочурка у тебя классная. Мне б хотелось, чтоб вдобавок к моим малолетним бандюгам у меня появился такой вот детеныш.
Враждебный взгляд докторши немного смягчился и оттаял.
– - Ну ты еще не знаешь всех ее подколов.
"И не узнаешь, поскольку больше не попадешь в мой дом,"-- тут же добавил ее выразительный взор.
Разгоряченно появился мохнатый певец и кроватный сожитель Коля Сючиц, я же предусмотрительно отошел в сторону. Похоже предстояла внутрисемейная разборка на почве морально-материальных рассхождений.
– - Мне надоела вся эта кодла непонятных людей.-- напустился сожитель.-- Почему нельзя было зазвать лишь Севу и Кешу с его подружкой?
– - Ага, только тех скользких типов, с которыми ты делаешь бабки.
– - Мои рваные бабки -- это шмотки и харчи для всего твоего семейства,-- уточнил Сючиц нарочито нудным голосом.-- На мои рваные бабки слизывают крем с пирожных и вообще культурно отдыхают все твои многочисленные дружки. Или как их надо называть?
Она его за бабки полюбила, а он ее за уваженье к ним. Впрочем, сожитель явно уже не тащится от своей подружки и ее родных-близких-дорогих.
– - Я тоже кое-что зарабатываю,-- пыталась сопротивляться Лиза.
– - Вот именно, кое-что. К тому же не сегодня-завтра тебя попрут со службы. Твоей больнице не нужны доктора, к которым прямо на работу приезжают "волги" с чекистами... Когда до тебя дойдет, что за половиной из твоих дружков следит ГБ? Рано или поздно они выведут Большой Дом на меня. Конечно, соображать головой -- это тебе не анализ кала разглядывать. Ты понимаешь, что если они сядут, то сделаются героями, про них будут справляться Картер и Шмидт, их фамилии зазвучат по Би-Би-Си и "Голосу Америки", им начнет помогать фонд Солженицына... А я стану простым зэком-валютчиком... Ты что, подбираешь среди этих козлов своего следующего постельного напарника? Кто это будет -- Фима Гольденберг с носом, прилипшим к книге, или Соломон Абрамович с лапшой в промокшей бороде?
Мне надо было, конечно, сдержаться, но рядом с Лизой я всегда делал глупости.
– - Слушай, Константин, а почем сдаешь зелененькие?
Он резко повернулся на каблуках, не показав никакой пьяной развинченности.
– - Вот этот фрукт, который одновременно учился в школе с тобой и Фимой, мне особенно не в кайф,-- выдавил Сючиц, копя злобу и играя желваками.
– - Все нормально, Константин. Не дрейфь, я не занимаюсь такими как ты,-- и это было чистой правдой. Сючиц соответствовал профилю Второго Главного Управления.-- Но мне в самом деле сдается, что вы с Лизой не слишком подходите друг другу. Имею я право на мнение?
Судя по тому, как бодро этот парень направился ко мне, права на мнение я уже не имел. Константин был свежее меня годков на пять, поквадратнее и выше на полголовы. Одним словом -- атлет, который мог размазать меня в лепешку. Чтобы уцелеть, я должен был его покалечить. Это тоже не входило в мои планы. Однако мне немного повезло. Сючиц хотел, чтобы все выглядело поунизительнее и получилось побольнее, поэтому взял меня левой рукой за узелок галстука, чтобы врезать правой. Мне понадобилось всего два движения.
Моя ладонь крепко легла на его левую руку, а корпус резко сместился вперед и вниз. Через секунду Сючиц стоял на коленях, с некоторым недоумением щупая свою левую конечность.
– - Мне кажется, не стоит продолжать, Константин. Давай прекратим эти мужские выкрутасы. Левая твоя ручка и так разболеется, это будет мешать работе, особенно "ломке" валюты. Кроме того, легким тычком колена я могу выложить все твои зубки на кафельный пол.
Сючиц не попер на меня, а с невнятным матерным бормотанием дунул из кухни. Лиза молча дымила "кэмелом" и сквозь табачную завесу не было видно ее глаз. Через минуту сожитель проскочил с сумкой в руках по коридору и раздался грохот разлетающихся выходных дверей.
– - Почему ушел? Нет у нас еще культуры спора. Кулаки -- разве это аргумент?-- слегка поехидничал я.
– - Ну, что там дальше по плану развлечений этого вечера?-бросила женщина несколько противно интонированных слов.
– - Да, таким голосом могла бы разговаривать какая-нибудь серьезная инфекция... Лиза, я не идеализирую Соломона Абрамовича, но ведь Костя Сючиц -- просто нечистая сила.
И тут Лизоньку прорвало, она заистерировала и уже ничего не могла скрыть.
– - Хватить форсить, товарищ чекист. Не надо с натугой доказывать себе, что ты мужчинский мужчина. На самом деле ты -- надувной шарик. Поищи сзади завязочку. Все, что ты числишь за собой -удовольствие распоряжаться чужими судьбами, приятную способность вызывать страх, и радость причастности к большому делу -- вдуто в тебя Комитетом. Ты мнишь себя Санитаром, этаким Инфекционистом-Гигиенистом, который чистит великий сортир по имени СССР ото всякой грязи и заразы. Не только Сючиц, все мы -я, Фима, Соломон Абрамович -- для тебя зараза. Но ведь оставь тебя без поддува, и ты быстро превратишься в сморщеную резиночку.
Дама явно не понимает, что карающему мечу вроде меня опасно и вредно быть мягким и отзывчивым. Что я рискую гораздо больше, чем она. Но сказать ей об этом прямо без намеков -- это словно вляпаться в глубокое говно.
– - Я вовсе не считаю, что все твои друзья защищают анальные права личности и обсирают родные просторы... Значит, ты хочешь, Лиза, чтобы я сейчас убрался? Чтоб больше никогда не возвращался ни в виде голоса по телефону, ни в виде образа на фотокарточке, ни в полном телесном объеме?
– - Ты умеешь схватывать желания, этого не отнимешь.
– - Тогда для верности моего отчаливания сопроводи меня до парадной. Это займет времени не больше, чем требуется на одну-единственную сигарету, особенно если воспользоваться лифтом.
Доктор Розенштейн, накинув в прихожей шубку, двинулась за мной следом. Распахнулась дверь лифта, а потом, ровно через три секунды движения вниз, я нажал кнопку "стоп".
– - Что это значит?-- она смотрела на меня, как на гнойную болячку.
– - Это значит, что каждый человек хочет, чтобы его понимали.
Моя правая рука двинулась сквозь распахнутую шубку врачихи, между пуговиц на ее платье, ухватилась за какую-то мягкую шелковистую ткань и рванула. Сигарета спикировала на пол, но никакого истошного вопля не последовало. Вторая моя рука скользнула по оголившейся коже и остановилась там, где положено. Лиза была готова. В смысле -- как женщина. Я врезался в нее и все вылетело из меня, как из открытого тюбика, на который наступили сапогом.
Она с полминуты приводила себя в более-менее благообразный вид, а я машинально поднимал какие-то пуговицы с пола и складывал себе в карман.