Волшебная палочка госпожи Тендер, или Приключения дорогой редакции
Шрифт:
— А ты не умничай, — говорю. — Хотя я с тобой согласна. Я, собственно, за это и воюю: если человеку не давать никаких слов, кроме самых простых, зачем потом жаловаться, что он не умеет говорить, писать и думать?
Хожу и угла в угол. Останавливаюсь.
— Так, хорошо, — говорю. — Запомни быстренько такое слово — «библеизмы», и иди, делай уроки. Буду разбираться.
Библеизмы, конечно, знать нужно. Человек должен иметь словарный запас. Журнал для школьников должен давать знания. Проблема в другом: я совсем не уверена, что в этой статье слово «одр» так уж необходимо. Его ничего
Но что же произошло? Слово-то, я точно знаю, есть!
И я решаю непременно выяснить у знакомого грамматического маньяка, что это за история такая, что я одна знаю слово, которого никто не знает.
— Нет такого слова! — твёрдо заявляет Андрей.
Андрей — большой знаток русского языка. Помнит все правила наизусть, знаком со всеми словарями, говорит и пишет без ошибок.
— Андрей! Я сама, что ли, его выдумала?
— Его нет ни в одном словаре. Получается, что сама, — спокойно заявляет этот нахал.
Мне очень хочется сказать, что нет причин делать культ из собственного невежества. Но мне нужны доказательства. А в словарях я уже проверяла — одра там нет, и я понятия не имею, как такое могло произойти.
Может быть, я и в самом деле страдаю какой-нибудь неизученной формой сумасшествия? Маниакальным бредом филолога? Надо будет спросить у знакомого доктора. Я, конечно, о таком никогда не слышала, но я, в отличие от этих людей твёрдо знаю: если вы о чём-нибудь не слышали, то это просто означает, что вы о чём-то не слышали. А может оно быть или не может — это уже вопрос информации.
Так, стоп. У меня нет бреда. Я же это слово сама читала! Правда, мне тогда было столько лет, сколько сейчас Саше, но это неважно. Плохо, что я не помню, где именно читала. Погодите-погодите, а что же я вообще тогда читала? Да что на полках стояло, то и читала! А что стояло на полках? Так… О’Генри… Фенимор Купер, точно помню… У Дюма могут найтись одры… Может быть, ещё «Трое в лодке» Джерома?
И я забираюсь на полки и начинаю рыться в книгах. В два часа ночи, хотя вставать в шесть.
К четырём я готова, наконец, победно отстукать Андрею список книг, где можно воочию убедиться в моей нормальности. Одр есть! Тут приходит сообщение от самого Андрея:
— Нашёл. Действительно, такое слово есть. Только это не «одр», а «одёр»: «Плохая корова, старая, изнурённая лошадь». Это, я думаю, тебя множественное число в заблуждение ввело. Слушай, действительно интересно: его почти всегда употребляют во множественном числе!
Я бормочу: «Какой ты умный, Андрей, спасибо», и заваливаюсь спать. Пусть он с числами сам разбирается. Одры есть. Я не сошла с ума с этой редакцией.
Из блокнотов дорогой редакции
Представьте, что вы — журналист. Или редактор. Технический или главный — неважно. Даже, если вы рекламный отдел, — всё равно. Вы можете принять звонок от коллег или руководства в воскресенье ночью, потому что у кого-то созрела идея. Или отвлечься на «Секундочку, мне тут что-то пишут» во время романтического свидания, и через двадцать минут оказаться за компьютером. Короче говоря, человек вы ненормальный.
И вот, однажды ночью, после того, как вы особенно устали днём, у вас жестоко трещит голова. Вы пьёте таблетки, но ничего не помогает. Сна нет, а голова болит. А тут ещё, как назло, в эту голову лезут мысли. Она и так больная, а тут ещё мысли. Где они днём были, интересно?
Дальше вы понимаете, что если сейчас не записать всё то, что лезет в вашу бедную голову, вас разорвёт на очень много маленьких кусочков. Поэтому вы бежите в ванную, по дороге захватив блокнот, ручку и уронив стул на кухне.
В постель вы возвращаетесь, от души надеясь, наконец, заснуть. Но только не тут-то было. Вас опять посещает удачная мысль. Душевные муки — и вы снова крадётесь в ванную.
На шестой по счёту внезапно пришедшей мысли вам уже хочется умереть, а не выбираться с больной головой из уютной постели. Тем более с риском разбудить мужа, который, к тому же, от усталости тоже выглядит довольно странно. Это удивительно: он же не работает в редакции!
А у вас в сумке в это время лежит отличный складной ножик. В комплекте с пилой (обычной, не для ногтей), открывалкой для пива, отвёрткой и маленьким-маленьким фонариком. Очень полезная вещь, не считая открывалки, потому что пива вы не пьёте. Впрочем, может, и она на что-нибудь пригодится.
И вы начинаете красться к заветной сумке, стараясь не разбудить ни Сашу, сделавшего матери такой подарок на день рождения, ни своего измученного мужа. Идёте вы очень тихо, на цыпочках, роняя по дороге мелкие предметы и задевая крупные. Потом возвращаетесь и прячетесь с головой под одеяло. Под одеялом победно включаете фонарик и целых десять минут записываете. Через десять минут фонарик выключается, потому что он маленький и слабый. Вы раскручиваете его в темноте, чтобы посмотреть, что случилось. Фонарик осыпается вам в кровать мелкими деталями. Вы собираете их на ощупь, а потом продолжаете записывать. Тоже на ощупь, чтобы не разбудить мужа включённым торшером. И ещё потому, что очень болит голова.
Утром ваш проснувшийся муж наклоняется вас разбудить и обнаруживает на вашей подушке кучку деталек. Ножик раскрыт. Рабочий блокнот тоже. А в блокноте, скажем, это:
«Брылястый бульдог Бука бесил бабушку: бубнил, булькал брюхом, бросался бубликами, бормотал басом… Бедная бабушка!»
Дальше тоже что-то написано, но что — не понимаете даже вы, проснувшись. Потому что писали в темноте и буквы налезли одна на другую.
Теперь вы с Медведем потратите несколько часов на попытки расшифровать написанное.
Пишу статью про то, как полезно иногда родителям играть со своими детьми в компьютерные игры. Вместо того, чтобы ворчать, что с этими детьми непонятно, как общаться, потому что проклятые дети ничего, кроме своих дурацких игр, видеть и слышать не хотят.
Очень хорошая статья, я считаю. Весёлая, добрая и должна принести пользу.
А потом приходит Саша.
— Мама, — говорит, — давай, ты со мной поиграешь?
— Во что?
— В «Червей».
— О, Боже мой. Опять. Нет, не хочу.