Волшебная палочка госпожи Тендер, или Приключения дорогой редакции
Шрифт:
— Ну да, да, — кивает редактор, — но надо, чтобы у нас было похоже.
Что за чёрт.
— Вы же сами знаете, что такие тексты никто не читает! — я встаю и наклоняюсь к редактору.
— Ну да, — тянет редактор, — да. Но так надо.
Ничего не поделать, садимся и вносим коррективы. Наконец, редактор даёт «добро» и можно идти домой.
И вот понедельник. С облегчением вытаскиваю блокнот, чтобы записать новые темы, как вдруг рекламный отдел говорит:
— Лена, это не текст, это ужас.
Я
— Как, — говорю, — ужас?
— Вот так, ужас. Детей не осталось. Одни технические данные. Скорости, спидометр. Поездки нет совсем. Голая реклама! Ну, это же голая реклама, понимаешь? Напиши как бы просто про поездку с детьми!
— Хорошо, — киваю, — напишу. Завтра.
Завтра оказывается, что уже ничего не надо: редактор переделала всё сама.
Медведь смотрит на меня. Она знает, что я знаю, ПРО ЧТО она.
Я смотрю в окно.
— Ой, Лена, какие у тебя картинки прикольные! — распахивает накрашенные глазищи рекламный отдел и улыбается до ушей.
Я сияю. Журнал готовится отмечать день рождения и мне разрешили нарисовать масштабное полотно: «Будни дорогой редакции».
— Ну да, — фыркает Медведь, — то-то после неё перерисовывать приходится!
Тяжело смотрю на Технического. Перерисовывать и правда приходится. Например, я сдаю ей картинку, а внизу подпись: «Оля, это не матрас, это танк!» Или: «Отрезать нос мальчику. Он тут лишний». А пушка, нарисованная моей рукой, до сих пор вызывает радостное хрюканье. Саша её на столе держит.
У меня как бы это сказать, искра божья есть, а с техникой не очень. Поэтому персонажам приходится править руки-ноги, а всё неживое вообще чаще делает Медведь. Только раньше Технический не позволял себе таких комментариев.
Вы не думайте, я тренируюсь. Учебник по рисованию комиксов купила.
— Оля, — говорю я злобно, — я теперь буду рисовать сплошь ожившие предметы быта. Как у Андерсена. Чтобы ты в полной мере ощутила моё ничтожество. Или стоп. Я вообще не буду рисовать.
— Нет, — торопливо заявляет Технический.
— Да, — продолжаю я мстительно, — да. Да.
Рекламный переводит глазищи с меня на Медведя, с Медведя — на меня. Пытается понять, шутим или ругаемся.
Медведь прикрывает ноутбук и смотрит на меня поверх очков.
— Ты меня нарисовала! — быстро произносит она.
Я прячусь за ноутбуком.
— Я и себя нарисовала! — говорю оттуда.
— Ты себя стройную нарисовала! — вопит Медведь.
— Я себя бесформенную нарисовала! Ещё переживала по этому поводу! Да и вообще это только по мотивам!
— Нет, не по мотивам! Я узнаваема!
— Как нарисовала? Медведя нарисовала? — хором ахают рекламный и редактор. — Ну-ка дай посмотреть.
На картинке отчётливо узнаваемый Медведь. Взгляд. Очки. Поза. Причёска на бумаге — два волоска, но каким-то невообразимым образом похожа на оригинал.
То, что на картинке Медведь в полтора раза стройнее, чем в жизни, как-то не удостаивается внимания.
— Совершенно непохоже! — с нажимом сообщает редактор.
— Вот! — кричу я.
— Что — вот? — кричит Медведь. — Ну, хорошо, допустим, на этой действительно не очень похожа. Ты ей другую картинку покажи!
Показываю другую. Редактор не сдерживается и хрюкает. Я и сама удивляюсь, как можно в несколько линий и пару точек передать такое сходство. Я же рисовать не умею!
— Не очень-то и похожа! — врёт редактор.
Рекламный поддерживает шефа убедительными кивками.
— Она меня лысую нарисовала!
— Что? — возмущаюсь я. — Ты на меня посмотри.
— Вот эта тётка — тыыы?! — поражается редакция?
Мне делается окончательно обидно. Кругом одни предатели.
— Я уйду. Честное слово, уйду. Буду гладить мужу рубашки!
Но они даже не смотрят на меня. Предатели.
Наша корректор, Катя, очень приличный человек. Нет, не как Эксперт по Этикету — по-настоящему. Даже иногда это неудобно, потому что приходится всё время помнить, что рядом Катя. Иначе она очень расстраивается. Она чувствительная.
В Невероятно Современном Центре Катя преподаёт русский язык. Его же — ещё в одной школе. Корректурой занимается дома, в свободное от школ время. Видим мы её редко, как вдруг она заглядывает к нам в кабинет.
— Прихожу, — рассказывает Катя, — в школу, а там бегает тётка и кричит: «Сдавайте самоанализы!»
— Что-что сдавать? — интересуемся мы.
— Самоанализы. У нас разработали кто-то методику самоанализа педагогической деятельности. Так она бегает и кричит: «Сдавайте самоанализы!»
— А что это?
Катя долго ищет слова. Наконец, находит:
— Такой документ на десять листов.
— А что там написано?
— Написано там, — вздыхает культурная Катя, — «как выполнить деятельность». Ну, речь идёт о педагогической деятельности. Прямо так и написано: «как выполнить деятельность».
— И что?
— И всё. «Деятельность должна выполняться».
Повисает долгая пауза.
— Как всё это напоминает наш журнал! — говорю, наконец, я.
И понимаю, что мы с Медведем сказали это хором.
— «…мы поймали несколько детей и спросили у них…» Так, это убираем. «Мы опросили детей, которые…»…
— Ты убийца, редактор. Ты убиваешь креатив.
— Угу, убиваю. Это правильно. Разве нет?
— Да. Это правильно. Но до правки этот текст могли прочитать дети. Потому что он был смешной. Мы же хотим, чтобы дети читали?