Волшебная палочка госпожи Тендер, или Приключения дорогой редакции
Шрифт:
— Как это «опять»? Ты же ещё не пробовала!
— Я говорю «опять» потому, что опять ты пристаёшь ко мне со своими играми. Потом. Не видишь — работаю.
— Ну мамааа!
— Отстань, кому сказано! Мне номер завтра сдавать, между прочим!
— А что это у тебя там написано? «Играем вместе!»? Это ты читателям врёшь, что ли?
— Ох, ну за что! Это не ребёнок, это садист. Чудовище. Узурпатор!
— Да-да! — радостно говорит узурпатор. — Я всем расскажу, что ты сама пишешь, а сама не играешь! Ну, что будем играть?
Играть с человеком восьми лет — сущее мучение. Он не отдаёт мышь, всё время кричит,
Но не могу же я писать об этом в журнале. Я же почти не вру! Полтора часа принесения себя в жертву (правда, очень жестокую) заменяют неделю нотаций.
Вычитка — это такое коллективное мероприятие перед тем, как журнал уходит в типографию. Вся редакция садится за распечатанный номер и ищет разные неполадки. Опечатки. Пропущенные страницы. Испорченные иллюстрации. И так далее. Чтобы из типографии вышел нормальный, звёздный, как выражается издатель, номер. До типографии у нас каждый номер звёздный. После — издатель кричит и ругается. Мы не знаем, как от этого спастись. На вычитке всё делается идеально.
Итак, вычитка. Сначала все опаздывают. Опаздывать нехорошо, но мы всё равно опаздываем. Мы не виноваты, это у нас жизнь суровая.
По моему железному решению я сегодня должна забрать Сашу от бабушки с дедушкой. Они его позвали «чаю с печеньем попить» ещё позавчера, и до сих пор не вернули. Зачем, спрашивают. Мы ведь совсем его не видим, говорят. Хотя видят его чаще, чем родная мать.
В три часа я думаю, скоро закончим. Звоню ребёнку и говорю, что буду вот-вот. В шестнадцать тридцать — что ещё немножко. В шесть уже, конечно, поздновато, а мне бы ещё в спортзал успеть. Впрочем, что за чепуха: спортзал отменяется. Звоню ребёнку, говорю, что вот уже почти совсем закончила. Потом меня кто-то отвлекает, и, когда я смотрю на часы, оказывается, что уже половина восьмого. Тут уже окончательно ясно, что не может быть речи о том, чтобы забрать ребёнка у бабушки, отвести домой, а самой, в мороз и падая с ног от усталости, из этого дома выйти и отправиться в спортзал. Так что я звоню ребёнку, прошу передать трубку дедушке и, мысленно проклиная все на свете, разрешаю оставить внука на сегодня и ещё на завтра.
Домой приезжаю, как Золушка: в полночь.
Назавтра:
— Товарищи редколллегия, у нас же ничего нет! — кричит госпожа Тендер.
Которая, кстати, вообще не собиралась вмешиваться в работу журнала, но об этом помню только я. Сейчас вспомнила.
— Как это нет? — трусливо спрашивает редактор.
— Вот так, пустой номер. Где оставшиеся статьи? Я не понимаю, все тянут до последнего. Безобразие! Относитесь к работе как к развлечению, пишете как бы так, между прочим. Не хотите работать — так и скажите, я закрою журнал и ничего не будет. Всё! Журнал закрывается!
Полчаса спустя редактор говорит:
— Лена, урежь про курицу.
— На сколько, — спрашиваю, — знаков?
— Тысячи на три.
— Что?! Это что же от неё останется?
— Половина останется. А то не лезет ничего. Материалов куча, а места нет.
— А говорили, нет материалов!
— Ну, говорили, — оправдывается редактор. — А теперь их ставить некуда. Урежь курицу на три тысячи, а «Самостоятельную жизнь» — на две. Нет, на две с половиной. Нет, на три!
И вот, наконец, номер отправляется в типографию. Это совершенно ничего не значит, потому что мы уже делаем следующий.
— Земфир, представляешь, сегодня опять услышала.
— Что?
— Ну что-что. «Так никто не пишет!» Господи, как они мне все надоели!
Технический редактор, уткнувшийся в ноутбук, выдаёт своё «хмы».
Издатель улыбается.
— Не пишет. Не рисует. Не фотографирует. Вообще НИКТО ТАК НЕ ВЫПУСКАЕТ ЖУРНАЛ! Девочки, я могу твёрдо на это надеяться?
Будущее своими руками
Однажды взошедшая луна застает вас с горящим взором и грязными руками: вы лепите пластилиновых человечков. Потому что вам пришло в голову усовершенствовать комиксы. Во-первых, это смешно, а во-вторых… Но, однако, «во-первых» достаточно. Рисовать-то вы толком не умеете. Нарисованный стул снабжается подписью «Это стул» со стрелочкой. Остальное тоже снабжается стрелочками. Чтобы было понятно, что это — шляпа (с большими полями), это — фен, а это — слон. Фен и слон похожи, поэтому без стрелочек не обойтись.
В остальном неделя проходит так:
Вы рисуете два десятка кривобоких смешных человечков: оформлять «Полезные советы». Редактор смотрит и говорит:
— Хорошо. Смешно. Весело. Но, девушки, так дело не пойдёт.
— Почему?
— Они у вас голые!
— Редактор, — робко говорит Медведь, — ну, ты посмотри на них. Они же кривобокие. Кривомордые. Таких дети на заборе рисуют. Чего ты хочешь?
— А ты как будто не понимаешь. Я говорю, штаны им приделайте!
Вы лично звоните в полицию спросить, что бывает за ложную тревогу в школе на предмет подложенной бомбы. Информация по этому вопросу занимает ровно один абзац текста, на который у вас уходит ровно четыре минуты. Остальные три часа вы объясняете дежурному, что вы не хулиган, вы журналист, журналист приличного издания, и что вы не хотите ничего плохого, а только одно хорошее.
Вы публикуете свои юношеские эксперименты в области борьбы с прыщами, и после этого весь Невероятно Современный Учебный Центр бегает друг к другу делиться собственными воспоминаниями. Коллектив дезорганизован. Вам объявляют выговор.
Вы пишете первые три выпуска придуманного совместно с Медведем словаря: «Переводы С.О. Взрослова». Это примерно так:
«Дорогие дети! Вот вы жалуетесь, что взрослые частенько употребляют такие слова, которые уж лучше бы не употребляли. Потому что слова эти непонятные. Те из вас, кого уже учили пользоваться словарем, то постоянно ноют, что и там все очень непонятно.
Дети, не нойте. Мы уже решили издать словарь непонятных слов под редакцией г-на Взрослова. Надеемся, этот человек внесёт в вашу жизнь ясность.