Волшебная сказка Нью-Йорка
Шрифт:
— Нельзя ли сделать все завтра утром.
— Да. Но достаточно ли времени даст это скорбящим. Извещение появится только в завтрашней «Дейли Ньюс», у них будет всего лишь пара часов, чтобы добраться сюда.
— Я буду единственным скорбящим.
— Понимаю.
— Никто не знал, что мы приезжаем в Нью-Йорк.
— Я могу отвести вам маленький покой, прямо за вестибюлем.
— Всего на несколько минут. Я хочу, чтобы церемония была очень короткой.
— Понимаю. Насчет цветов.
— Я предпочел бы что-нибудь простое. Возможно, венок и на нем «моей Элен».
— Разумеется. Что-нибудь простое. Я сам позабочусь об этом. Мы стараемся подружиться с печалью, мистер Кристиан. Так легче ее познать. Что вы скажете о стекле. Оно прочнее всего.
— Да, хорошо.
— А где вы остановились.
— Рядом с Музеем Естественной истории.
— Приятное соседство. В этом здании многое наводит на размышления. Мы пришлем за вами машину.
— Мне придется отдельно ее оплатить.
— Входит в стоимость похорон, мистер Кристиан. Когда вам будет удобно — девять тридцать, десять, назовите любое время.
— Девять тридцать подходит.
— Мистер Кристиан, вы не против того, чтобы немного выпить перед уходом. Глоток шотландского.
— Да, пожалуй. Вы ирландец, мистер Вайн.
— Мать была ирландка. А отец немец.
Мистер Вайн, слегка подергивая головой и помаргивая, пересекает мягкий канареечного цвета ковер. Сует опрятную белую ладошку под ярко освещенную картину. Солнечный свет, сочащийся сквозь горные сосны, и бронзовая табличка с названием «Под зимним солнцем». Панели расходятся. Полки с бутылками, стаканами и белой дверцей холодильника. Пьет, надо думать, как рыба. Каждую ночь его выволакивают отсюда, точно труп. А мне не хватает смелости сказать ему, что я вырос в Бронксе.
— Содовой, мистер Кристиан.
— Пожалуйста.
— Как вы это произнесли. Всего одно слово. Я могу по вашему выговору сказать, что вы человек образованный, мистер Кристиан. И имя ваше мне нравится. Сам-то я особого образования не получил. Разведывал нефть в Техасе, потом стал управляющим на промыслах. Глядя на меня, такого не скажешь, верно. Оставил школу в девять лет. Меня всегда тянуло к этому бизнесу, но возможность прослушать школьный курс представилась мне лишь к тридцати годам. Я тогда уже на флоте служил, а потом, после флота, учился на курсах для владельцев похоронных бюро. Эта работа дает ощущение близости к людям. В ней есть свое величие. И искусство. Когда понимаешь, что ты способен сделать для людей, которые поступают к тебе совершенно беспомощными. Воссоздать их такими, какие они были при жизни. Позволяет умерять людские скорби. Вы — человек, с которым я могу говорить свободно, личность с достойным складом ума. Эти вещи я всегда чувствую. А есть, знаете, такие, что просто с души воротит. Единственное, что не нравится мне в этом бизнесе, это обилие шарлатанов, уж я их понавидался. Ну, давайте еще по одной, за ваше здоровье.
— Спасибо.
— Некоторые считают меня человеком, чересчур откровенным, но я испытываю чувство глубокого удовлетворения оттого, что люди препоручают мне всех членов своих семей до последнего, и это в таком огромном городе, как наш. Я открыл еще одно отделение на пятидесятых западных улицах. Но здесь мне нравится больше, здесь я начинал. Две мои дочурки выросли, они теперь взрослые женщины. Здесь встречаешь людей самых разных занятий. Я отчасти философ и мне кажется, что все, чему тебе суждено научиться, ты изучишь, просто делая для людей то, что должен делать, и в этом смысле я никогда не упускаю возможности пополнить свое образование. В сущности говоря, у меня ведь нет никакого диплома. Что представляется особенно грустным, когда хоронишь людей, у которых он есть. И все же главное в том, как человек себя ведет. Вот почему я понял о вас все, едва таможеник сказал по телефону, что вы настоящий джентльмен. Вы не будете против, если я покажу вам, как тут у нас все устроено. Если вам не хочется, я не обижусь.
— Нет, я не против.
— Вы почувствуете, что она здесь как бы у себя дома, а это утешительное чувство. Пойдемте, у нас сегодня пустовато, всего двое усопших да и те в филиале, хотя, вообще говоря, в это время года бизнес наш оживляется.
Мистер Вайн встает. Мягко наклоняет вперед корпус. Встряхивает головой, поднимает одно плечо к уху. Морщинки у глаз, волосы стоят торчком. Держит дверь приоткрытой. С улыбкой на склоненном лице.
— Я никогда не стремился слишком расширить дело, в большом предприятии теряется персональный подход. Обстановка в заведении должна быть теплая, интимная, чтобы люди чувствовали себя, как дома. Я назвал филиал «Погребальным домом», перемена, которая требует кое-каких расходов, потому что тут у нас на неоновой вывеске стоит слово «бюро». У меня такое чувство, что оно производит отчасти гнетущее впечатление. Как будто тут что-то такое для бедных. Мне по душе слово «дом». Я не хочу нагонять на людей тоску, я им улыбаюсь. Смерть это воссоединение. И также своего рода пауза в жизни других людей. Вы меня понимаете.
Низкий коридор. Мистер Вайн легкими прикосновениями направляет мистера Кристиана сквозь строй неярких светильников, по веренице мягких ступеней.
— Здесь у нас различные покои. В этих двух имеются отдельные уборные. С самого начала пользуются большим успехом. Я не стал бы упоминать об этом в присутствии большинства людей, но кончина дорого человека стимулирует у многих определенные функции. Вы обратили внимание, как я использую зеленый свет, как отсвечивают стены, это достигается с помощью особого сорта стекла. В Нью-Йорке такого больше нет. Вы не против того, что я все вам показываю.
— Нет, все в порядке.
— Через несколько лет я открою еще один филиал, за городом. Для многих людей сельская местность символизирует мир и покой. Помните картину — лес под зимним солнцем. Она и навеяла мне эту мысль. С улицы покой не приходит. Тут еще эта железная дорога, слышите. Кажется, будто поезд рушится вниз. Жду не дождусь. Просто зубы из головы вытрясает. Но я научился мириться с этим. Здесь у нас часовня. Я решил сделать ее круглой, это как бы подобие нашего мира, и опять-таки главный мотив — зеленый. А та дверь ведет в служебные помещения. Мы их называем студиями.
— Все очень красиво.
— Приятно слышать. Я польщен. И надеюсь, вы будете довольны, что обратились ко мне. Мне всегда хотелось, чтобы люди уходили от меня с чувством удовлетворения. Вы можете доверять мне и знайте, что я отношусь к своей работе с уважением. Любить свое дело — это счастье. Кроме прочего, оно позволяет мне встречаться с людьми, подобными вам. Я никогда не ошибаюсь в людях. Я видел слезы истинной смертной тоски и знаю: они струятся не по щекам. А это самый большой из наших покоев, первый, с которого я начал. Здесь побывала пара-другая выдающихся личностей. Мистер Селк, промышленник. Мне выпала честь схоронить его. Когда здесь кто-либо покоится, мы зажигаем свечу за тем зеленым стеклом. По-моему, это придает или вернее, как бы это сказать, сообщает происходящему некий благоговейный оттенок.
— Да, сообщает.
— А теперь ступайте домой. Выбросьте из головы все заботы. И как следует выспитесь. Помните, должно пройти какое-то время. Но время — друг всем нам. И помните также, что я всегда здесь и ко мне можно обратиться с какой угодно просьбой. Утром за вами придет наша машина. Доброй вам ночи, мистер Кристиан.
Мистер Вайн с Кристианом обмениваются рукопожатием. Вайн вручает Кристиану проспект. Толчок, дверь открывается в холодное электрическое свечение улицы. Последняя улыбка, взмах ладони.