Волшебник Колдовского мира
Шрифт:
Там, где упали тела жабообразных, курилась и оседала на каменный уступ чёрная копоть, как от разворошённого потухшего костра. Вместо жабьих тел я увидел останки двух крайне истощённых людей — почти скелеты.
Ощущая в себе силы, которые влил в меня меч, я поднялся на задние лапы и подошёл сквозь чёрную копоть к ближайшему из мертвецов. Глядя на его неестественно заострившиеся черты, я подумал, что когда-то он, наверное, принадлежал к древней расе или был близок ей по крови. Смерть рассеяла чары и вернула ему его истинный облик. Смерть… Я взглянул на свои бородавчатые лапы. Неужели единственныйпуть к возврату — смерть?
Останки на глазах расплывались, распадаясь и рассыпаясь в прах, как плакавшее существо по ту сторону стены из драгоценных камней. Я отвернулся от них и увидел, как и ожидал, возвышавшуюся на кургане Башню, ждущую меня, как до этого — её двойник.
Эта Башня казалась ещё чернее, ещё отчетливее были её очертания, превосходившие резкостью всё виденное мною в этом жутком мире. Курган тоже был чёрным.
И снова я пошёл по дороге, в которой мои лапы утопали, как в воде. Когда я достиг подножия кургана, мне не пришлось прибегать к заклинаниям, чтобы попасть внутрь — чёрный проем уже зиял, поджидая меня.
— Каттея! — мысленно позвал я и увидел, как имя пролетело передо мной и быстро исчезло во мраке проёма.
Я сжал обеими лапами рукоять меча и, тяжело ступая, осторожно вошёл в курган. Внутри мрак был не таким густым, как казался снаружи, разбавленный тусклым желтовато-серым светом, исходившим, судя по всему, от моего собственного тела. При этом освещении я разглядел пол и стены, сложенные из чёрных каменных плит, плотно прилегавших друг к другу. Пройдя по коридору, я вновь попал в круглое помещение; на этот раз дверей не было, в центре поднималась лестница, но в ней не заключалось ничего сверхъестественного.
Мои лапы не были приспособлены к восхождению по лестнице. Мне снова пришлось зажать меч в зубах и медленно передвигаться на четвереньках. Стоило мне пошатнуться, и я сорвался бы вниз на каменные плиты.
Наконец голова моя высунулась в отверстие, появившееся словно ниоткуда, и я попал в призрачную комнату. Там были призраки не живых существ, а предметов, составляющих обстановку, — бесплотные туманные тени.
Стулья, стол, уставленный склянками и колбами с коленчатыми трубками непонятного назначения, сундуки и шкафы — всё это полупрозрачное, как дымка над рекой, и, однако, явственно видимое на фоне каменных стен. Я хотел положить лапу на стол, но она, не встретив преграды, прошла насквозь.
Из этой комнаты вела следующая каменная лестница, расположенная не в центре, а вдоль стены, и осязаемая — в отличие от иллюзорных предметов обстановки. Я стал подниматься по ней, она была не такая крутая, как предыдущая, и я преодолевал ступеньку за ступенькой на задних лапах, опираясь о стену, чтобы не покачнуться в сторону внешнего края.
Вокруг царило безмолвие. Я старался двигаться неслышно, но мне это плохо удавалось. Даже дышал я так тяжело и с таким шумом, что уже одним этим мог выдать себя.
Выше была ещё одна комната, обставленная призрачной мебелью. Здесь я увидел стол с двумя придвинутыми к нему стульями, накрытый к ужину. Против каждого стула стояли призрачный кубок и тарелка.
Я сглотнул слюну. С тех пор, как мы целую вечность назад расстались с Орсией, у меня маковой росинки во рту не было. Но лишь увидев этот стол, я вспомнил о еде и сразу ощутил мучительный голод. Где взять пищу? Что нужно этому жабьему телу? Я невольно подумал о тех истощённых мертвецах. Может быть, они голодали в том обличии до самой гибели?
Столовая была обставлена с претензией на роскошь. На стенах висели призрачные гобелены, настолько тонкие, что я не мог различить рисунка. Бесплотные сундуки вдоль стен все были резные, как в богатом замке.
И ещё одна лестница звала меня наверх. Я медленно поднимался по ней, пока мне не преградила путь крышка люка. Зажав меч в зубах я упёрся в стену и изо всех сил надавил на крышку.
Она подалась и откинулась назад с ужасающим грохотом, вдвойне оглушительным в окружающей тишине. Я поспешно протиснулся в открывшийся проём, опасаясь, что теперь уже точно выдал себя.
— Добро пожаловать, доблестный герой!
Я с трудом повернул голову.
Динзиль! Да, это был он.
Но не в образе жабообразной твари, а такой же высокий, статный и красивый, каким я видел его в Долине. От него исходили волны мощной энергии, словно внутри у него полыхал огонь — не пожирающий тело, а дающий неведомую, нечеловеческую силу. При взгляде на него слепило глаза, слёзы градом покатились по моему чудовищному лицу, но я не отвёл взгляда. Ненависть придаёт стойкости, а вся ненависть, испытанная мною прежде, была ничто в сравнении с той, что захлестнула меня теперь.
Он стоял, подбоченясь, и беззвучно хохотал — как кнутом, хлеща меня презрением.
— Приветствую тебя, Кимок Трегарт из неразлучной троицы. Ты, кажется, что-то потерял? Да, но зато ведь и приобрёл нечто, хотя и способное смутить твой дух и взоры тех, кто смотрел на тебя с любовью? Хочешь знать, что бы они увидели теперь? Смотри!
Он щёлкнул пальцами, и тут же передо мной появилась какая-то блестящая поверхность, и я увидел то, что было теперь моим отражением. Но я не испытал того потрясения, на которое рассчитывал Динзиль — я уже знал, какие перемены произошли в моём облике.
Наверное, моё самообладание произвело на Динзиля некоторое впечатление, если его вообще могли трогать человеческие чувства.
— Говорят, — снова осклабился он, — есть такие места, где видимой в человеке становится не внешность, а его внутренняя сущность — то, что он сам создал в себе за годы своими порочными страстями и тайными желаниями — тем злом, которое он хотел бы, но не отважился совершить. Теперь ты узнаёшь себя настоящего, Кимок Трегарт, перебежчик из-за гор?
Я не удостоил его ответом.