Волшебники из Капроны
Шрифт:
Тонино расстроился. Мало радости знать, что тебя подловили на ту же приманку, что и девчонку Петрокки.
— Меня тоже, — угрюмо признался он.
— И никаких противных замашек у меня нет! — объявила Анджелика.
— Нет, есть. У всех Петрокки есть! — огрызнулся Тонино. — Просто ты их за собой не замечаешь, потому что считаешь нормой.
— Да как ты смеешь! — Анджелика схватила сломанный кран и чуть не запустила его в Тонино.
— Наплевать мне на твои замашки, — сказал он. И это было так. В данный
— Через потолок, — саркастически бросила Анджелика.
Тонино устремил глаза вверх. Его взгляд упал на люстру. Если бы они смогли хорошенько раскачать ее, она, пожалуй, прорвала бы дыру в этом хлипком потолке.
— Не будь дураком, — сказала Анджелика. — Раз уж чары наведены на окна и стены, значит есть и заклятие, которое не даст нам выйти через потолок.
Тонино опасался, что она права, но попытаться все же стоило. Он влез со стула на стол. Оттуда, решил он, ему удастся дотянуться до люстры. Внезапно раздался сильный треск. Прежде чем Тонино успел выпрямиться, стол стал падать набок, словно все его четыре ножки расшатались.
— Слезай! — крикнула Анджелика.
Тонино слез. Было ясно: не спустись он, стол развалился бы на куски. Удрученный неудачей, Тонино принялся поправлять разболтавшиеся ножки, поставил их прямо.
— Не пойдет, — сказал он.
— А если… — заговорила Анджелика, вдруг воспряв духом, — если укрепить стол заклинанием…
Тонино перевел взгляд с ножек стола на ее умное личико. И вздохнул. Рано или поздно это должно было всплыть.
— Да, — согласился он. — Только заклинание придется делать тебе.
Анджелика смерила его презрительным взглядом. Он почувствовал, как у него начинает гореть лицо:
— Я почти ни одного заклинания не знаю. Я… я неспособный.
Он ожидал, что Анджелика рассмеется, и она рассмеялась. Но он вовсе не считал, что непременно надо смеяться таким язвительным, торжествующим смехом да еще повторять: «Вот это здорово!»
— Чего тут смешного? — спросил он. — Смейся, смейся! Будто я не знаю, как ты сделала из своего отца зеленое пугало. Ты ничем не лучше меня.
— Да? Поспорим? — бросила Анджелика, все еще смеясь.
— Не-е, — качнул головой Тонино. — Сотвори заклинание, и все.
— Не могу, — сказала Анджелика.
Теперь настала очередь Тонино мерить ее презрительным взглядом, а Анджелики — краснеть. На ее выпуклом лбу разлилась ярко-розовая волна, а подбородок дерзко вздернулся.
— Насчет заклятий я — пас, безнадежна. Ни разу еще ни одного не сделала правильно. — И, видя, что Тонино все еще пялится на нее, добавила: — Так что зря ты не пошел со мной на спор. Я гораздо неспособнее тебя.
Тонино не мог этому поверить:
— Почему? Ты что, и выучить заклинания не можешь?
— Нет, выучить могу, еще как могу. — Анджелика снова взяла в руки сломанный кран и стала сердито выцарапывать им большие желтые закорючки на покрытой лаком поверхности стола. — Я их сотни знаю, но выдаю всегда неправильно. У меня нет слуха. Ни одной мелодии верно спеть не могу — даже ради спасения собственной жизни. Вот как сейчас!
Тщательно, словно мастер по резьбе, она сняла со стола желтую тонкую стружку, орудуя краном как стамеской.
— Но дело не только в этом, — сердито продолжала она, внимательно следя за своей работой. — Я еще и слова неправильно ставлю — все неправильно. А самое плохое, мои заклинания всегда срабатывают. Я перекрасила всех наших во все цвета радуги. Воду в ванночке для новорожденного превратила в вино, а вино в луковый соус. Однажды переставила задом наперед собственную голову. Я куда хуже тебя. Мне нельзя творить заклятия. А вот на что я гожусь, так это на то, чтобы понимать кошек. Да… Я даже мою киску лиловой сделала.
Со смешанным чувством Тонино следил за ее ковыряниями с краном. Если смотреть на ее признания практически, новость хуже не придумаешь. Ни у одного из них нет никакой надежды противодействовать могущественному заклинателю, который их сюда засадил. Но с другой стороны, он еще никогда не встречал никого, кто по части заклинаний был бы хуже его. «По крайней мере, — не без самодовольства подумал Тонино, — я не делал ошибок в заклинаниях». От этой мысли у него поднялось настроение. Интересно, что творилось бы в Доме Монтана, если бы по милости Тонино его обитатели ходили окрашенные во все цвета радуги? И он представил себе, как суровые Петрокки это ненавидят.
— Ну и как твои? Сильно тебя ругают? — спросил он.
— Не очень, — ответила, к его удивлению, Анджелика. — Раза в два меньше, чем я себя. Всякий раз, когда я опять делаю промах, все помирают со смеху, только не позволяют болтать об этом вне дома. Папа говорит, что после того, как я сделала его зеленым, я и так стала притчей во языцех, и он не хочет, чтобы я появлялась на людях, пока эта история не забудется.
— Но ты же ездила во дворец, — заметил Тонино.
Ему подумалось, что она, должно быть, преувеличивает.
— Только потому, что кузина Моника как раз рожала, а остальные были заняты на Старом мосту. Папе и так пришлось снять Ренату со смены, а моего больного брата поднять с постели и посадить кучером, чтобы нас было достаточное число.
— Нас было пятеро, — самодовольно вставил Тонино.
— А потом наши лошади рухнули из-за дождя. — Анджелика подняла глаза от столешницы, которую усердно ковыряла краном, и бросила на Тонино проницательный взгляд. — Брат сказал, ваши тоже непременно должны были рухнуть, потому что кучер у вас был картонный.