Волшебники Маджипура
Шрифт:
Фаркванор… Фархольт… Ладно, кто будет жалеть о них? Но ведь кроме них с жизнью расстались почти все предводители войска Корсибара, такие люди, как Мандрикарн и Вента, Габитайн, герцог Корзский, добродушный Кантеверел Байлемунский, Сибеллор Банглкодский, а также граф Ирам, и добрый граф Камба Мазадонский, который научил его стрелять из лука, и Вимнад Гезельстад, и многие, многие другие. Престимион вернул бы всех их к жизни, если бы мог, — ведь каждый из них по-своему украшал этот мир — и он горько сожалел о том фатальном решении, которое они приняли, связав свою судьбу с авантюрой Корсибара.
Потери, потери… Ужасные, невосполнимые потери. А главное — совершенно неоправданные.
Если
Он простил всех сторонников Корсибара, уцелевших в сражении. Война была закончена, врагов больше не было, и в мире существовал только один корональ. Первым перед ним предстал Навигорн Гоикмарский. Он опустился перед ним на колени и с неподдельной искренностью сделал знак Горящей Звезды. Он понял свою ошибку и раскаивается в ней, сказал Навигорн, и Престимион поверил ему. После него появились Олджеббин, Сирифорн и Гонивол, и Престимион тоже простил их, хотя не имел никаких иллюзий относительно этой троицы. Но он был преисполнен твердой решимости насколько возможно смыть горечь этой войны. Чем быстрее бурлящая ненависть уйдет в прошлое, тем лучше будет для всех.
— А вы, — сказал Престимион, глядя вниз на врууна Талнапа Зелифора. — Сколько еще измен сможете вы совершить теперь, когда остался лишь один человек, которому можно изменять? — И он рассмеялся, так как сегодня в его сердце не было места злу. — Когда мы были в западных провинциях, вы, насколько я помню, сказали мне, что возвращаетесь в Замок лишь для того, чтобы доделать ваши телепатические устройства, а затем вернетесь с ними, чтобы помочь мне выиграть войну.
— Я начертал руны, и они сказали мне, что вы обречены, — ответил вруун. — А сообщение от озера Мавестой это подтвердило: вы погибли в наводнении. А какой смысл идти на помощь мертвецу? Но мои руны оказались ошибочными, и сообщения тоже.
— Как же хорошо у вас подвешен язык, Талнап Зелифор. У вас всегда на все находится ответ. Что ж, я отправлю вас и ваши машины туда, где они больше не смогут никому причинить вред, — Он подозвал стоявшего в стороне невысокого тонкогубого человечка с бегающими глазами и злым лицом, находившегося прежде в услужении у Свора. Престимиону он никогда не нравился, а теперь уже необходимости оставлять здесь земляка покойного герцога не было вовсе, — Как вас зовут? — спросил он.
— Барджазид, мой лорд,
— Барджазид… Значит так, Барджазид. Вы поедете с этим врууном в Замок, соберете все устройства для чтения мыслей, которые хранятся в его мастерской, и доставите его вместе с его машинами в Сувраэль.
— В Сувраэль?
— Да, в Сувраэль. В далекий жаркий Сувраэль. Вы отвечаете за это жизнью, Барджазид. Отвезите его туда и не позволяйте ему сыграть с вами по дороге какую-нибудь из его штук Я не собираюсь никого карать за то, что происходило во время войны, но есть кое-кто, кого я желал бы отправить как можно дальше отсюда, — а у нас нет ничего дальше Сувраэля. Талнап Зелифор один из них. Ему нельзя доверять даже в мире, в котором не существует врагов. Отвезите его в Сувраэль, Барджазид, сделайте это для меня. И проследите, чтобы он там остался.
Человечек сделал перед Престимионом знак Горящей Звезды и устремил на него исполненный преданности косящий взгляд.
— Будет исполнено, мой лорд. — Он взял Талнапа Зелифора под мышку и направился прочь.
Престимион стоял молча, обводя взглядом поле недавней битвы. Он чувствовал колоссальную усталость, как будто два, а то и три раза за один день пересек выжженную солнцем Валмамбру. Теперь он — корональ Маджипура, властелин целого мира. Но почему от этой мысли он не испытывает никакой радости?
Что
Да, все это было испытанием. Его силы, его воли, его терпения, его знаний. Его человеческих качеств. Его права быть королем. Если для того, чтобы стать короналем, ему пришлось перенести больше, чем многим из его предшественников, значит, на то имелись причины. И его страдания так или иначе воплотятся в нечто ценное. Он не осмеливался сомневаться в этом. Не имел права. Во всем этом была цель. Просто невозможно, чтобы ее не было.
Невозможно…
И пока Престимион в задумчивости стоял на краю поля битвы, вспоминая о том, что испытал на своем долгом тернистом пути к короне, представляя себе лица всех, с кем на этом пути столкнулся, окидывая мысленным взором дороги и тропы, которые измерил собственными шагами, ему пришла в голову странная мысль, от которой мурашки побежали по коже. Он придумал, как вернуть мир — если не полностью, то в значительной степени — в то состояние, в котором он пребывал прежде, до захвата Корсибаром трона.
Может быть… Может быть… Однако трудно, ведь задача грандиозная…
Во всяком случае, попытку сделать стоило.
Он повернулся к Септаху Мелайну и Гиялорису.
— Удалите всех отсюда, — мягким, но непререкаемым голосом приказал он, — пригласите сюда Гоминика Халвора и его сына Хезмона Горса и останьтесь сами. У меня есть для них еще одно, последнее поручение, перед тем как мы двинемся к Замковой горе.
Приближалась ночь. Новая звезда, появившаяся в небесах после смерти Пранкипина, стояла возле зенита, заливая землю под собой жутким бело-голубым светом. Когда она впервые появилась, люди назвали ее «звездой лорда Корсибара». Но теперь она была звездой лорда Престимиона.
Оба мага молча стояли перед ним в ожидании.
Престимиону потребовалось немало времени, чтобы привести свои мысли в порядок.
— Дело, о котором я попрошу вас сейчас, будет, вероятно, величайшим колдовством за всю историю мира. И все мое упование на то, что вы не откажете мне.
— Мы уже знаем, чего вы хотите, мой лорд, — сказал Хезмон Горе.
— Да. Полагаю, что вы не ошибаетесь. Но это возможно?
— Потребуется даже больше усилий, чем вы предполагаете.
— Да, — согласился Престимион. — Даже теперь я не имею никакого реального представления о том, что возможно и что невозможно в вашем искусстве, вашей науке — неважно, как ее называть. Но то, что я имею в виду, должно быть сделано. Мир получил ужасную рану. У нас никогда не было войны, подобной этой, и я хочу полностью вычеркнуть ее из нашей истории, то есть из умов всех, кто живет сегодня и кто придет им на смену. Я хочу, чтобы кровавое пятно было стерто, словно его никогда не было.