Волшебники разума. Взлет генетики
Шрифт:
Так и подходили эти держатели жизни, а подойдя, сразу же с ходу стали выкидывать такие виртуозные слова, приглашая с ветерком ли прокатиться на крутейшей тачке такой уж довольно престижной марки. И тогда он, которому истинно терять нечего на исходе жизни, стиснул кулаки, чтобы как вчера, заступиться ныне за самого себя, за свою честь, достоинство, за право нормально жить, именно жить оставшуюся, уже совсем мало отмеренную жизнь.
– Юноша благородного духа, не стоит, тратить нервы на ползучее племя. Они не стоят и подошвы твоих кроссовок, – неожиданно и для него, и для вот этих, похоже,
Ох, такого ль ожидали отпрыски богачей?
Ситуация не усугубилась какой-либо напряжённостью, ибо после сказанных слов она устремила саму пристальность взгляда на непрошеных проходимцев, что в данный миг острия истины мог ли видеть он вот этот взгляд незнакомки. Нет, он не увидел, не видел…
Была ль другая цветность глаз от иных материй, что иным ли горизонтом событий отобразился от бездны, устрашающей бездны чёрной дыры, что предстало взору вот этих троих, которых сначала цепко обхватила изморозью студёнистой, как льдом по духу, что мурашки по спине.
И подпали под власть подобно кролику перед удавом на заклание, подобно оцепенелой мыши полевой перед гадюкой, перед глазом змеи.
И отворотился разум от посыла, от приказа. Потому спустя мигом и отворачивались, разворачивались данные отпрыски, этакие держатели самодовольной жизни и уходили восвояси в сторону навороченной иномарки, оставив, навсегда оставив память о прошедшем миге.
Они остались вдвоём. Чудесное мгновение продолжалось…
* * *
«Посмотрите на звёзды!
Посмотрите, посмотрите на небеса!
О, посмотрите на этих огненных жителей небес!» – английский поэт Жерард Мэнли Хопкинс «Звёздная ночь».
Лик полной луны опять объявился из-за обрывков чёрных облаков. В ночи молитвы его услышит ли бог Арес, услышит, да преисполнит волю таковую, дабы остался её муж навсегда на поле бранном. Но кто ж под вечной луной так молится за наступление гибели мужа своего на поле бранном, тогда как все да молятся за скорое возвращение мужей живыми, целыми, невредимыми во плоти, дабы в полной мере, полной ценой разделить супружеское ложе, всегда ночами предаваясь любви?
Первая встреча с мужем случилась на острове Самофракия, где и он, и она, как и другие юноши, девушки проходили посвящение элевсинским мистериям, зарождённых в честь богини плодородия и земледелия и в честь богини плодородия и царства мёртвых, О, Деметра! О, Персефона! Почему не в самой Элевсине, почему не там прошла она посвящение? Но там другим высоким родам – родам Эмволпидов и Кириков дано исполнять обряды посвящений.
Любила ли мужа, у которого помимо неё было ещё четыре жены? Найдёт ли точный ответ, идущий не от разума, но от сердца. Но каково было счастье, когда она одарила мужа своего сыном, в ком увидела она, наконец-то свет надежды на возрождение рода отца, его утерянное значение.
О, как любит она сына своего, растущего и сильным, и умным, из всех детей мужа его единственный достойный наследник. И быть посему, но задумал муж обзавестись и шестой женой, задумал жениться на юной аристократке из его родной стороны, тогда как её до сих пор знать считает чужеземкой.
«Она родит мне сына, который сменит меня, когда Харон в лодке через Ахерон переправит мою душу в Аид – в подземное царство мёртвых», – смеялся ей в лицо муж, дабы преднамеренно вызвать в ней гнев, что для него лишь укус комара, как утешение тщеславию и не более того. И после сказанных слов и зародилась в сердце её эта самая лютая ненависть. И потому в ночи под вечной луной и молится она богу Аресу, дабы он навсегда оставил мужа её на поле брани, и тогда её сын, пока мальчик, взойдёт на престол.
Этот человек объявился неожиданно у раскидистой оливы в бледном свете полной луны. Откуда? Кто? А стража? Кликнуть её, дабы схватить на казнь, но что-то помешало ей, и вдохнуть, полной грудью изречь слова приказа, помощи, но как-то странно одет незнакомец, другая одежда, не экзомис, не плащ поверх хитона. Откуда чужеземец? Или же, наконец-то дошли её мольбы.
– Ты кто? – набравшись духу, так и изрекла вопрос, и стала дальше вопрошать. – Ты посланник богов горы Олимп, ты посланник бога Арес?
– Скорей, я чужеземец, но можешь и меня назвать богом, – говорил чужеземец ли, лицо которого не так ясно проглядывалось в тусклости лунного света.
– Отчего? – так и выдохнула она, и стало не по себе.
– Я не с горы Олимп, я оттуда, – указал незнакомец в черноту звёздного неба. – Обрати взор и увидишь…
– Что дано увидеть?
– Небесную колесницу.
В пестроте завораживающей черноты ночного звёздного неба всё было так, как всегда, но вдруг…, никогда не видела такое, сияющая звезда, снующая меж звёзд, одна посреди множества, множества в сиянии мерцающих огней. Небесная колесница?!
– Ты много думаешь, осенённая печалью. О сыне думаешь? – прервал тишину, когда пребывала, затаив дыхание, чужеземец ли, бог ли, точно угадав самую сокровенность и мыслей, и жизни её.
– Да, лишь о сыне, – уж кротко ответила она.
– Что предвещали дельфийские оракулы? Я вижу…, скажи, не утаи, что навело печаль?
– Умрёт в цветущем возрасте от болезни. Так вещали они. Оттого всегда печаль. А ныне…, – и осеклась, дабы не вызвать образ ненавистного мужа в этот разговор с этим, снизошедшим с небесной колесницы, что ясно представилась её взору посреди множества мерцающих огней, то бишь звёзд, зажженных ли с горы Олимп.
Призадумался в ночи посланник ли богов, а затем и изрёк:
– Ну что ж, Олимпиада – дочь эпирского царя земли прародины всех греков. Ты войдёшь в полноводную реку Мировой истории как мать величайшего из великих, каковые были, есть и будут в землях Ойкумены.
И исчез, как объявился, посланник небесной колесницы, что сияющей звездой снующей между звёзд.
Через двадцать лет мир узнал Александра Македонского…
3
Чудесное мгновение продолжалось. В дыхании последнего лета готов был он благодарить кого-либо, но прежде судьбу, что изготовила она такой подарок ли на исходе жизни, но ведь как не хочется уходить из неё.