Волшебные сказки Норвегии

Рачинская Е.

Пер, как самый старший, вызвался идти первым. Од­нако с ним случилось то же, что и с остальными: только он отрубил одну щепку, как на её месте выросли две но­вые. Королевские слуги тут же схватили его, отстригли уши и отвезли на остров.

Потом пришел черед Пола. Но и с ним приключилась та же история: ударил он пару раз топором, и дуб стал расти на глазах. И его схватили и отправили на остров, а уши остригли ещё короче, потому как мог бы и осте­речься, глядя на брата.

Наконец

и Эспен Аскеладд захотел попытать счастья.

— Уж если тебе во что бы то ни стало охота выглядеть, как клеймёная овца, Эспен, можешь не утруждаться — мы отстрижём тебе уши прямо сейчас! — воскликнул ко­роль. Он был зол на Эспена из-за братьев.

— А мне все ж охота сначала попробовать, — сказал Эспен, и королю ничего не оставалось делать, как раз­решить.

Эспен Аскеладд достал из котомки топор и насадил его на топорище.

— Руби сам! — приказал Эспен топору, и топор при­нялся рубить — только щепки полетели. Не успели все и глазом моргнуть, как дуб лежал на земле.

Тут Эспен достал кирку и насадил её на рукоять.

— Копай сама! — велел Эспен. И кирка принялась дол­бить и копать, да так, что камни и земля полетели во все стороны, и уж можете мне поверить, колодец получился что надо — просторный и глубокий.

Тогда Эспен вынул из котомки орех, потихоньку по­ложил его на дно колодца и вынул из ореха мох.

— Теки! — шепнул Эспен.

Вода полилась ручьём, и скоро колодец был полон до краёв.

Так Эспен срубил дуб, заслонявший от света окна дворца, и выкопал колодец, вода в котором не иссякала круглый год. За это он получил принцессу и полкоролев­ства, как король и обещал. И по правде сказать, не так уж и плохо, что Пер и Пол лишились своих ушей, а то при­шлось бы им до скончания века слушать, как народ го­ворил, что, мол, не так уж и глуп этот Эспен Аскеладд, даром что всё удивлялся да нос повсюду совал.

Рыжий лис и Аскеладд

Далеко ли, близко ли, высоко ли, низко ли, не на небе — на земле жил король в одной стра­не. Добра всякого было у него видимо- невидимо: и овец, и коз, и коров, и лошадей, а уж золота и серебра — не счесть. Одна только беда — одолела его печаль, не хотел он никого видеть, а уж тем паче с кем-то разговаривать. А стал он таким, когда про­пала его младшая дочь. Да если бы она и не пропала, ко­ролю вряд ли жилось бы лучше, потому как по соседству обитал тролль и постоянно творил всякие пакости, так что к королевскому дворцу люди боялись и приблизить­ся. То выпустит лошадей из конюшен, те затопчут все поля и луга и съедят подчистую посевы. То вдруг поот­рывает головы у королевских гусей и уток. То убьёт ко­ров в хлеву или загоняет овец и коз по лесам и горам до полного изнеможения. А уж рыбу из садков — ту за­всегда вытащит на берег.

Жили в том же королевстве старик и старуха, и было у них три сына: одного звали Пер, другого — Пол, ну а тре­тьего — Эспен Аскеладд, потому как он постоянно в золе копался.

Уродились парни на славу, но Пер, самый старший, был и самым бравым, и потому попросил он как-то отца отпустить его мир посмотреть, себя показать да счастья попытать.

— Уж лучше поздно, чем никогда, дитятко, — сказал старик. Дали Перу вина в дорогу да еды в торобу, мешок завязали — и только его и видали. Долго ли, коротко ли, набрёл он на старушку, а у той ни двора, ни

избушки. Ле­жит, бедолага, на обочине и просит:

— Ох, паренёк, дай хоть корки кусок!

Но Пер и глазом не моргнул, лица не повернул, что слышал, виду не подал и дальше зашагал.

— Иди, иди, — сказала старушка, — и будь что будет.

Шёл Пер, шёл и пришёл прямо к королевскому двору.

А там король кур кормит.

— Вечер добрый, Бог в помощь, — поприветство­вал короля Пер. А тот в ответ лишь: «Цып-цып-цып», как ни в чём не бывало.

«Ах так, ну и кудахтай тут, пока в петуха не превра­тишься, тогда и говорить с тобой не о чем будет», — поду­мал Пер, а сам отправился на королевскую кухню и раз­валился на скамье словно барин какой.

— Это что ещё за молокосос? — ахнула кухарка, Пер- то молод был, даже бороды не отрастил. Дюже разо­биделся он и решил как следует вздуть кухарку, но тут явился король и приказал схватить Пера, вырезать ему из спины три ремня, насыпать в раны соли и отпустить на все четыре стороны.

Не успел Пер домой воротиться, как Пол вздумал на мир поглядеть. Дали ему вина в дорогу да еды в торо­бу, мешок завязали — и только его и видали. Долго ли, ко­ротко ли, встретилась Полу голодная старуха, и он тоже прошёл мимо — не помог ей. И у короля Пол повёл себя не лучше, чем Пер. Король не обратил на него никакого внимания, а кухарка назвала его невоспитанной деревенщиной. И только Пол собрался поколотить её за это, ко­роль тут как тут — взял большущий нож и вырезал у него из спины три ремня, насыпал туда углей и отправил его восвояси.

В конце концов и Аскеладд вылез из-за печки, стал одеваться — в дорогу собираться: первый день — от золы отряхался, второй — причёсывался да умывался, а тре­тий — как на праздник наряжался.

— Нет, да вы только поглядите на него! — не удержал­ся Пер. — Нечего сказать, хорош, сияет как медный грош! Никак к самому королю собрался, дочку его в жёны взять да полкоролевства в придачу? Сиди лучше за печкой да в золе копайся!

Но Аскеладд и ухом не повёл, а пошёл к отцу позволе­ния просить на мир поглядеть.

— Да что тебе там? — спросил старик. — Смотри, что с Пером и Полом приключилось, а уж с тобой-то что ста­нется?

Но Аскеладд не отставал, пока не получил разреше­ния.

Братья не хотели, чтобы ему давали еду в дорогу, но мать всё же положила Эспену сырную корку да суп- ную кость, и отправился он в путь. Аскеладд никуда не то­ропился и так сам с собой рассуждал: «Если у тебя целый день впереди, то ты всегда поспеешь вовремя, а если по­везёт, как только сядет солнце, то и луна взойдёт». Ногу за ногу переставлял, так неспешно и ковылял, да по сто­ронам поглядывал.

Долго ли, коротко ли, добрёл он до старухи, что в при­дорожной канаве лежала.

— Бедняжка, ты ведь, наверно, голодная! — пожалел её Аскеладд.

— Да уж, страсть как есть охота, — подтвердила ста­руха.

— Я поделюсь с тобой, — сказал Аскеладд и отдал ей корку сыра.

— Тебе ведь, наверно, и холодно? — спросил он, уви­дев, что у неё зуб на зуб не попадает. — Отдам-ка я тебе свою старую одёжу, она, конечно, в рукавах коротковата и в спине маловата, но новая была очень даже ничего.