Волшебный кинжал
Шрифт:
Призраки, если они еще и окружали Рейвена, больше его не пугали.
ГЛАВА 10
Над развалинами Старого Виннингэля кружил дракон Пустоты. Величиной своей он превосходил остальных четырех драконов и вообще всех драконов, когда-либо обитавших в Лереме. Однажды ему уже приходилось летать над Старым Виннингэлем. Это было двести лет назад. Тогда, опустившись на развалины еще недавно оживленного и процветающего города, дракон отыскал среди обломков разрушенного Храма Магов тело монахини с Драконьей Горы. Незадолго до гибели города монахиня прибыла туда, чтобы запечатлеть на своем теле историю честолюбивого вероломства, высокомерия, зависти, всесокрушающей гордости, неимоверной печали и благородного самопожертвования. Монахиня погибла под обломками Храма, и дракон прилетел, дабы отнести ее тело на Драконью Гору.
Прорвав своими черными крыльями серые клочья тумана, дракон опустился на высокую груду развалин, оставшихся после крушения Храма Магов.
Дракон Пустоты был старейшим драконом Лерема и единственным драконом, всецело преданным Пустоте. Никто не знал, сколько лет он живет на свете. Сам он едва замечал бег времени. В те давние дни, когда король Тамарос только что родился, дракон Пустоты уже был старейшим из драконов. На его глазах Дагнарус стал Владыкой Пустоты. На его глазах погиб Старый Виннингэль. И еще многих и многих событий в истории Лёрема был свидетелем этот дракон.
Дракон Пустоты, как и остальные четыре дракона, охранял покой монахов на Драконьей Горе и почти не вмешивался в дела людей (остальные расы его вообще не занимали). Однако его забавляло, что свою недолгую жизнь люди предпочитали тратить на нескончаемую борьбу. Поэтому он согласился оберегать монахов, становившихся очевидцами и летописцами этой борьбы.
За долгие века своей жизни дракон наблюдал и другую борьбу — вечную борьбу между богами и Пустотой за человеческие души. Окончательных победителей в этой борьбе не было; верх одерживала то одна, то другая сторона. Он считал, что окончательной победы быть и не может (или не должно, как неустанно утверждали драконы других стихий). Но наступил день, когда юный принц Дагнарус заглянул внутрь Камня Владычества. Он увидел Пустоту и принял ее. Еще через десять лет в руках Дагнаруса оказался Кинжал Врикиля. Дракон Пустоты насторожился: события принимали невиданный доселе оборот.
Дракон Пустоты предвидел, что пламя, зажженное Дагнарусом, не угаснет в Пустоте, как то случалось со многими предшественниками честолюбивого принца. Огню Дагнаруса для горения не требовался воздух; он сам себя поддерживал и был способен гореть ярко и долго. Посредством деяний Дагнаруса Пустота обретала силу и власть, и дракон уже предвидел время, когда Пустота станет единовластной правительницей мира.
— Боги тоже собирают свою рать, — предостерег дракон Пустоты Дагнаруса, когда тот спускался с его спины. — Они послали своих воителей, дабы противостоять тебе.
Дагнарус рассмеялся.
— Богам только кажется, что это они послали их. Эти, как ты их называешь, воители явились сюда по моему повелению.
Сказанное обеспокоило дракона Пустоты.
— Не доверяй своим друзьям, Владыка Пустоты, — сказал он. — И не считай своих врагов слабыми.
— У меня нет друзей, — ответил Дагнарус. — А враги падут предо мной. Это случится уже сегодня, когда в моих руках окажется Камень Владычества.
— Дался тебе этот Камень Владычества, — презрительно поморщился дракон Пустоты. — Он тебе ни к чему.
— Ни к чему, — согласился Дагнарус. — Но я хочу, чтобы он стал моим. Прощай, мудрый учитель. Твои крылья принесли меня к моей судьбе. Спасибо тебе.
Дракон был черен, как сама Пустота, являющаяся сердцем вселенной, вокруг которого вращаются все остальные стихии. В его глазах была тьма, окружающая звезды. Все, что рождается — даже звезды, — должно рано или поздно превратиться в ничто и сгинуть. И тогда руки богов подхватят сгинувшее и забросят обратно на небеса, где оно вспыхнет огнем новых звезд.
Дракон раскинул черные крылья. Над Старым Виннингэлем опустилась ночь. Исчезла серая пелена тумана. Радуги, как известно, исчезли еще двести лет назад.
Дракон не торопился улетать.
— Владыка Пустоты, — окликнул он уходящего Дагнаруса. — А как ты распорядишься Камнем Владычества, когда он станет твоим?
Дагнарус стоял на самой вершине разрушенного Храма Магов. Обломки под его ногами качались и грозили опрокинуться. Однако Дагнарус с ловкостью кошки умел сохранять равновесие на самых узких и опасных тропах. И сейчас он крепко стоял на ногах, не обращая внимания на хруст камней.
— Я принесу мир расам Лерема, — ответил дракону Дагнарус. — Я прекращу любые войны, положу конец страданиям, чтобы все смогли жить счастливо и богато.
— Об этом когда-то мечтал твой отец, — напомнил ему дракон.
— Я сделаю его мечты явью.
— Когда твой отец получил от богов Камень Владычества, ему велели остерегаться горькой сердцевины, — сказал дракон Пустоты.
— Ты, верно, забыл, — с обворожительной улыбкой ответил Дагнарус, — что не отец, а я заглянул в эту горькую сердцевину.
— Я не забыл. Просто мне подумалось, что ты забыл.
Дракон взмахнул крыльями и смешался с темнотой.
— Вы ошиблись, — тихо произнес Дагнарус.
Стоя на горе развалин, он огляделся и увидел хаос запустения, сотворенный его собственными руками. Он увидел призраков, мечущихся и не находящих покоя. Пепел и кости погибших — все это вновь видели глаза Дагнаруса.
— Я не хотел этого! — крикнул он богам, пытаясь увидеть небо, заслоненное туманом. — И этого никогда бы не случилось, если бы я сразу стал королем! Но теперь я не нуждаюсь в вашей помощи. Я возьму дар, который вы когда-то вручили моему отцу, и сделаю то, чего не сделали вы!
Рейвен с восхищением следил за обаятельным, богато одетым человеком, который с изяществом и уверенностью кошки двигался по развалинам Храма.
— Кто этот человек? — спросил Рейвен.
— Ко-кутрикс, — ответил Клет.
— Так это и есть Дагнарус? Твой бог?
Клет скривил губы.
— Ко-кутрикс, — повторил он и плюнул на землю.
Пустые глаза врикиля отражали дерзкого и бесстрашного Дагнаруса.
Клет указал на него, затем поднес палец к губам.
Рейвен кивнул. Он понял приказ: идти за этим ко-кутриксом, куда бы тот ни отправился, хранить молчание и ничем не выдавать своего присутствия.