Волшебный компас Колумба. Неизвестный шедевр Рембрандта
Шрифт:
Интуиция Игоря говорила ему, что это – подлинник.
Однако что-то все же вызывало у него сомнения.
Была в картине какая-то тревожащая его деталь, какой-то диссонанс…
Игорь смотрел на картину, потирая переносицу, пытаясь понять, что его смущает.
Потом шагнул к полке с альбомами и книгами по искусству, взял оттуда тяжелый том, быстро пролистал его, наконец нашел подходящий портрет.
На этом портрете был какой-то знатный екатерининский вельможа в роскошном, шитом золотом камзоле. С портретом на мольберте
Игорь поочередно смотрел то на один орден, то на другой, как будто играл в детскую игру «Найди десять отличий». Но искал он всего одно отличие.
И очень скоро его нашел.
На ордене в альбоме у звезды было восемь лучей, а на портрете юного Павла – семь.
– Эврика! – воскликнул Игорь.
Хотя он и сам не знал, какой вывод сделать из своего открытия.
Портрет Павла – фальшивка?
Но если художник старательно подделывал его, если он состарил краски, навел кракелюры – неужели он не мог правильно изобразить старейший и высший орден Российской империи?
Нет, здесь кроется что-то другое… Наверное, он нарочно исказил орден, с какой-то определенной целью…
Как бы то ни было, нужно было продолжать работу над картиной.
Игорь достал скальпель, осторожно соскреб несколько крупинок краски с края холста, поместил краску в специальную реторту, добавил к ней химические реактивы. Теперь нужно было следить за цветом получившейся смеси.
Через пятнадцать минут смесь реактивов в реторте приобрела характерный голубовато-серый оттенок. Это свидетельствовало о присутствии в красках свинца невысокой степени очистки, который использовали производители до начала девятнадцатого века.
Проверив краску, Игорь перешел к холсту.
Сначала он внимательно осмотрел его изнанку, определил характер плетения, тип нитей. Затем отрезал крошечный кусочек ткани от края, загнутого за подрамник, и положил его на предметное стекло микроскопа, чтобы исследовать при большом увеличении. Наконец, сжег этот кусочек и провел химический анализ входящих в него веществ.
По всему выходило, что холст, во всяком случае, старше двухсот лет, а возможно, относится к еще более раннему периоду. В этом, впрочем, не было ничего странного – многие художники повторно использовали холсты, на которых уже была какая-то более ранняя живопись.
Впрочем, это интересно проверить…
Игорь включил специальную лампу, которую используют для исследования глубинного слоя красок, надел поляроидные очки и снова посмотрел на портрет…
И теперь он увидел под изображением юного наследника престола другую картину. Тоже портрет, но, судя по смутным, расплывчатым очертаниям, это был портрет пожилого человека в необычном головном уборе.
Игорь немного отступил от картины, еще раз внимательно посмотрел на нее… и сердце у него забилось от волнения.
Неужели это то, о чем он думает? Неужели он находится на пороге открытия, о котором мечтает каждый искусствовед?
Он снял очки, взял в руки картину, перевернул ее.
Он уже изучал изнанку холста, но теперь, после того, что он увидел в поляризованном свете, он смотрел на этот холст другими глазами. Да, несомненно, ткань старше, чем он предполагал. Она относится не к восемнадцатому, а к семнадцатому веку… более того, это, несомненно, голландский холст… неужели он прав?
И тут Игорь заметил то, что проглядел при первом осмотре изнанки портрета. В уголке, возле самого подрамника, он увидел едва заметную закорючку, сделанную обычной шариковой ручкой. Подпись. Причем подпись, хорошо ему знакомую.
Когда Игорь был еще студентом, ему часто приходилось видеть эту подпись в собственной зачетной книжке. Это была подпись его учителя по Академии художеств, старого, хорошо известного искусствоведа и реставратора Антона Платоновича Старицкого.
После окончания академии Игорь стажировался в его мастерской, участвовал в реставрации многих выдающихся картин, по результатам этой работы написал совместно с Антоном Платоновичем несколько серьезных статей. Он многому научился у Старицкого и поддерживал с ним прекрасные отношения.
В первый момент Игорь почувствовал разочарование.
Выходит, Старицкий уже держал в руках этот портрет, изучал его – а значит, он уже сделал открытие, на которое надеялся сам Игорь. Но тогда почему он не опубликовал результат этой работы? Ведь это была бы настоящая сенсация!
Игорь потянулся к телефону, набрал номер Старицкого.
Услышав хорошо знакомый голос, он проговорил:
– Здравствуйте, Антон Платонович! Это Игорь, Игорь Венедиктов…
– Игорь! – В голосе старика прозвучала искренняя радость. – Рад вас слышать! Надеюсь, у вас все благополучно?
– Более-менее… но я звоню вам вот по какому поводу… вы ведь занимались портретом Павла Первого в юности? Я заметил на изнанке этой работы вашу подпись и хотел бы спросить…
– Вот что, Игорь. – Голос Старицкого стал настороженным. – Не хотите ли вы приехать ко мне, навестить старика? Что-то давненько вы у меня не были…
– Приехать? А когда?
– В моем возрасте, Игорь, ничего нельзя откладывать. Приезжайте прямо сейчас.
Игорь понял: разговор предстоит не телефонный и очень важный.
– Хорошо, Антон Платонович! – проговорил он жизнерадостным тоном. – Если вы не возражаете, я прямо сейчас и приеду!
– Вот-вот, приезжайте! Чайку попьем! – Старицкий заметно обрадовался, что Игорь понял его с полуслова.
Прежде чем отправиться к Старицкому, Игорь снял картину с мольберта, бережно завернул в чистый холст и спрятал за шкафом. Выходя из квартиры, включил сигнализацию и запер дверь на все замки.
Если он прав, сейчас в его квартире находится целое состояние.