Волшебный локон Ампары (сборник)
Шрифт:
Кир-Кор, не зная еще, что из этого выйдет, мягко задействовал пиктургический резонанс и тут же вызвал в себе специфическое состояние, грубой аналогией которого можно считать физическое состояние брошенной в воду сухой губки.
В овальной вселенной зрения Марсаны что-то произошло. Что-то сдвинулось, словно сошла пелена, округлая темнота приобрела коричневатый оттенок, а верхняя часть овала заметно побагровела. Кир-Кор чуть усилил резонансный нажим и резко расширил спектры основных восприятии. С внезапной ясностью он увидел вверху подсвеченную багрянцем палубу катамарана и на несколько мгновений потерял ориентировку в пространстве. То ли палуба оказалась над головой, то ли сам завис над палубой вверх ногами… Подрабатывать пиктургический ракурс он не решился – оставил как есть.
Из каюты вышла вверх ногами вишнево-красная фигура с каким-то свертком в руке. Послышалось шипение баллончика – сверток уродливо вспух, прилип к перевернутой Палубе вогнутой глыбой. «Пневмокресло», – понял Кир-Кор.
Возглас Марсаны:
– Матис!..
– Что случилось?
– С тобой! Посмотри на себя! О небо!.. Взгляни на свои руки!
Матис, помедлив, спросил:
– Что я должен видеть на них в темноте?
– Ты светишься, как раскаленный идол из металла!
– Да?.. Как Молох?
– Смотри, и с морем что-то случилось!.. Неужели не видишь? Красновато-коричневое и кое-где прозрачное в глубине… И звезды какие-то странные…
– Позволь… а с тобой ничего такого?.. – обеспокоился вишнево-красный Матис-Молох. Действительно, непривычное и, наверное, жутковатое зрелище для Марсаны. – Ты сядь, пожалуйста, сядь.
– Мне надо сесть, – согласилась Марсана. (Пневмокресло дернулось, исчезло, и вместо него Кир-Кор увидел у себя над головой протянутые к бортовому канату длинные, налитые пурпурным свечением ноги.) – О, смотри, и я с огоньком! – Она растерянно рассмеялась. И тут же оборвала смех.
– Перегрелась на солнце? – предположил озадаченный капитан.
– Ничего подобного. А вот если… Может, внушение?
– Откуда?
– Мне кажется, все это – результат общения с Кириллом. Есть в нем что-то такое… магическое.
– Ты это как-нибудь ощутила? – с тревогой спросил светящийся Матис. Присел на корточки (словно приклеился к перевернутой палубе головой вниз, как летучая мышь), положил рядом спикард. На багровом лице – рубиновые яблоки глаз.
– Перед тем как все вокруг покраснело, я очень явственно слышала свое имя. Будто голос Кирилла… И после этого… так странно… Может, я сошла с ума?.. Чувствуешь? Умопомрачительно пахнет левкоями… Нет, аромат пуэрарии.
– Пуэрарии!.. – протянул Матис. – П-понятно…
– Что «понятно»? Ох, ну и вид у тебя!
– Это тебе, кузина, привет с Театрального.
– Какой еще привет?
– Аурический. Псиманация…
– Чуточку бы яснее, кузен!..
Матис молчал.
– Взялся говорить – договаривай!
Матис молчал.
– Помнится, ты осмотрел его стетосканом. И что же?..
Матис упорно молчал.
– Что? – настаивала Марсана. – Два сердца? Ганглии кислородной абсорбции? Сателлитовый надселезеночный суперганглий? Что?!
– Ничего, – сказал Матис. – Кирилл был непроницаем.
– А стетоскан твой в порядке?..
– Думаю, да.
– Поворачивай на Театральный, – тихо распорядилась Марсана. – Почему ты мне ничего не сказал?
Матис молчал.
– Я сказала, поворачивай! Или хочешь, чтобы я самостоятельно, вплавь?
– Нет, – выдохнул Матис. – Не надо. Не заводись. Даже если он действительно грагал…
– О, я безмозглая водоросль! – простонала Марсана. – С первого взгляда было заметно, что он не просто дигеец!..
– На твоем месте я сперва поразмыслил бы, зачем он так стремился на Театральный.
– Знаю зачем. Догадалась. Не настолько же я водоросль! Увы, там его ждет мощное разочарование.
– Это его забота, – сказал Матис. – Его. Понимаешь?
Теперь помолчала Марсана.
– Обезоружил ты меня своей правотой, – наконец признала она.
– Ты умная женщина, – с грустью в голосе резюмировал Матис.
– Я талантливая. Так талантливо усложнять себе жизнь…
– Поэтому я обязан рассказать тебе одну вещь, которая… либо излечит тебя…
– Продолжай. Либо?..
– Либо усложнит твою жизнь еще больше.
– Я слушаю.
– Слушать легко, а вот говорить… Я обещал твоей матери не говорить тебе этого. По крайней мере, еще три года.
– Матис, ты меня ужасно заинтриговал.
– Ей хотелось, чтобы ты не знала этого вообще.
– По крайней мере – до своего тридцатилетия?
– Да.
– При чем здесь мой будущий юбилей?
– А позже эта сокрытая информация не будет иметь для тебя прикладного значения.
– О, мой интерес вырос втрое! Ты решился нарушить табу самой обожаемой из своих многочисленных теток!..
– Не осуждай ее, в пользу табу есть веские доводы. Вернее – были. Она «виновата» в одном: хотела видеть свою дочь счастливой.
– И вдруг сегодня этому помешало некое обстоятельство?
– Еще нет, но… Я не слепой, Марсана.
– Приятно это знать.
– Я тебя хорошо понимаю. Конечно – молодой, эффектный грагал. Если он и в самом деле грагал. Море ясноглазого обаяния… Они чрезмерно обаятельны здесь, у нас, на Земле. Но там… Может быть, там, у себя, они не совсем такие или совсем не такие, кто знает. Может, недаром их пытаются отгородить от нас запретительными параграфами Конвенции Двух.
– И соответственно – нас от них? – выпалила Марсана.
Матис пропустил ее реплику мимо ушей:
– Лично я ничего не имею против грагалов. Даже немного завидую им – меня как биолога восхищают результаты их специфической эволюции. Но они другие люди, Марсана. Они живут иной жизнью, и вряд ли она пришлась бы тебе по вкусу.
– Милый мой кузен, меня одолевает недоумение. Похоже, вместо обещанной информации ты, не моргнув своим ужасным глазом, предлагаешь мне делать выбор.
– Оставайся на Земле, Марсана. Здесь тебя любят. Будут ли тебя любить там?.. Подумай.