Волшебный локон Ампары (сборник)

Павлов Сергей Иванович

– Любой член девидеры – Совесть нашей философской школы.

– Я полагал, это прежде всего прерогатива эвархов.

– Эвархи – Совесть планеты.

– Хорошо… А фундатор?

– Фундатор избирается Собором философов на два года и обречен на стояние в истине до конца.

Кир-Кор покосился на собеседника. Лирий Голубь по-прежнему вид имел грустный и отрешенный, и чувствовалось, что он размышляет о чем-то весьма невеселом и разговор поддерживает только из вежливости.

– Простите, юноша, здесь просматривается логическая тонкость. Можно, конечно, стоять в истине до конца, если есть гарантия, что знаешь про истину все…

– Про истину нельзя знать всего.

– Вот! И как же тогда «стоять в истине до конца»,

если точно не знаешь, что именно отстаиваешь?

– Отстаиваешь этимон. От рождения его и до расцвета.

– Двуязычная тавтология. Этимон в переводе с греческого – истина.

– Этимон – живой организм истины, он дышит, живет, развивается, проходит свои эволюционные стадии. Он как ребенок, с ним надо обращаться бережно. Его надо самоотверженно защищать.

– Так-так… первый проблеск. Фундатор считается опытной нянькой?

– Не обязательно. На Большой Экседре философы избирают фундатором человека, которому в принципе можно доверить истину, как доверяют малолетнего ребенка.

– В надежде на то, что фундатор приобретает опыт няньки по ходу дела?

– В надежде на то, что с самого начала он интуитивно сумеет обращаться с истиной так, чтобы не нанести ей вреда.

– О, второй проблеск!.. – Кир-Кор коснулся лба указательным пальцем. – Значит, фундатором избирается человек, в отношении которого у его коллег есть полная уверенность, что на протяжении двух лет он денно и нощно будет мудро стараться не повредить этимону? Я правильно понял вас, юный философ?

– Приблизительно – да, – с кислой миной проговорил Лирий Голубь.

Слово «приблизительно» Кир-Кора никак не устраивало, и он подождал, надеясь, что собеседник добавит что-то еще. Тот ничего не добавил. Сидел угрюмо нахохлившись, точно птенец на холодном ветру. Кир-Кор прислушался. Отдаленные звуки шагов, голоса… В отсеках шверцфайтера находились пришлые люди. Кир-Кор хорошо представлял себе, чем они там занимались. Чтобы отвлечь интротома, заговорил:

– Глядя на вас, никогда не подумаешь, будто вы очень уж рады новому амплуа своего патрона.

Лирий Голубь потер кисти прижатых к груди рук, но молчания своего не нарушил. Кир-Кор решил зайти с другой стороны:

– Может быть, новые обязанности Ледогорова не имеют престижного веса?

– Наоборот! – с неожиданной пылкостью возразил интротом. – В философской школе Ампары авторитет фундатора чрезвычайно высок. У нас даже поговорка в ходу: «Из уст фундатора». То есть – последняя инстанция, решающее слово, самое авторитетное мнение. Но не авторитарное, не путайте.

– Не буду, – сказал Кир-Кор. И подумал: «Надо было поздравить экзарха во время эгрегора. На нем была мантелета фундатора, а я по незнанию выставил себя невеждой».

И еще он подумал, что грагалы мало интересуются внутренней жизнью таких сложных земных организмов, как, например, экзархаты, вакф-медресе, суфиаты, гермополисы, эзотерические овокантрии или более популярные кантонаты. Обожают проводить отпуск на планете предков, но знают эту планету достаточно хорошо лишь в историческом и эротико-артистическом плане. Хотя культура Новастры основана на достижениях земной культуры и ею же продолжает подпитываться, для большинства грагалов-посетителей история и эротико-артистическая грань земной культуры остаются самодовлеющей ценностью. Конечно, есть знатоки на Новастре – спецы по разнообразным проявлениям динамики философской мысли в недрах земной цивилизации, но их число – единицы. Остальные слабо ориентируются в этом. Или не ориентируются вообще. Почему? Наверное, потому, что чувствуешь себя в экзархатах стесненно. Ведь именно в экзархатах проходишь обязательную денатурацию и улаживаешь уйму предписанных МАКОДом ненавистных формальностей. Но виноваты ли в этом эвархи? Разве их вина, что исторически экзархаты и вакф-медресе стали инструментом контролируемого исполнения предписаний Марсианской Конвенции Двух –

как будто у эвархов и суфиев мало своих сугубо земных дел!.. Возможно, впрочем, именно потому, что они являют собой, как сказал Лирий Голубь, Совесть планеты Земля, история и уготовила им роль своеобразного буфера в отношениях между Землей и Новастрой. По крайней мере, некоторые эвархи – совершенно очевидно – глубже иных политиков осознали, что последний по времени демографический взрыв, потрясший земную цивилизацию в середине прошлого века, был бы для нее последним вообще, если бы не Новастра, не помощь грагалов в расселении землян на просторах Дигеи. Бескорыстная, кстати говоря, помощь. Грагалам по-прежнему не нужно было от Земли ничего, кроме возможности проводить на ней собственный отпуск. Даже в денатурированном состоянии. Мелькнула было надежда, что земляне догадаются отменить обязательность денатурации как абсолютный анахронизм. Не догадались. Все статьи и параграфы Конвенции Двух остались без изменений. Сохранили, так сказать, девственный вид. Ожидание прогресса в отношениях на том и закончилось. По-видимому, прогресс в отношениях земляне понимают как отсутствие спешки. А вот спровоцировать регресс в отношениях – это у них пожалуйста, в одну секунду, исполнители всегда найдутся… Интересно, как в такой ситуации Джугаш-Улья Каганберья и его статс-комиссары будут объясняться с новоиспеченным фундатором? Но еще труднее будет лидерам пейсмейкеров удовлетворить любознательность следственной комиссии…

– Нет, Кирилл Всеволодович, – сказал Лирий Голубь. – Наоборот.

– Что «наоборот»?

– Среди приверженцев философского направления Ампары позиция фундатора имеет больший авторитет и большее значение. Орден будет вынужден с этим считаться. Кстати… не могу не предупредить вас, Кирилл Всеволодович… Не поздравляйте эварха.

– Это еще почему?!

– Не принято. Фундаторов не принято поздравлять.

«Век живи – век учись», – подумал Кир-Кор. Вслух возразил:

– У вас, может быть, и не принято, а вот у нас почему-то всегда поздравляют достойную поздравления личность…

Лирий Голубь заплакал. Это было так неожиданно и нелепо, что Кир-Кор почувствовал страх.

– Что вы, Лирий, что вы, не надо… – забормотал он. – Как-то не по-мужски. Прошу вас, друг мой, успокойтесь! Ради великой Ампары, простите меня, если я в чем-то виноват!..

Он не знал, что еще можно сказать. Или сделать. Был совершенно растерян.

– Это вы простите меня, грагал. Действительно, не по-мужски. – Интротом хлюпнул носом. – Неловко мне…

– Ну, ну, ерунда какая! Секундная слабость. Мне ведь тоже не по себе. После разбойных прелестей сегодняшней ночи нам с вами обязательно должно быть не по себе…

– Вы напрасно подумали, будто я не испытываю гордости за своего учителя. Моя гордость за него высотой до звезд. До вашего Илира и дальше. Потому что слишком мало на Земле людей, о ком известно, что он способен стоять в истине до конца. Но радости нет у меня, это правда…

– Теперь, очевидно, нарушится ваш учебный процесс?

Юноша вытер мокрое от слез лицо рукавом блузона:

– Теперь нарушится мироздание.

«Чего-то я здесь крупно недопонимаю…» – подумал Кир-Кор.

В тыльную дверь пилотской рубки вежливо постучали.

– Входите, не заперто! – крикнул он.

КНИГА ВТОРАЯ. ДЕНЬ ВЕПРЯ И НОЧЬ БЕЛОЙ СОВЫ

И сказал им: настал день знать вам

имя свое и не знать боли.

Апокриф

1. ПАВИЛЬОН ПРИНУДИТЕЛЬНОГО ОЖИДАНИЯ

Кир-Кор был благодарен судьбе за тридцатиминутный сон в белоснежной постели и душ с ароматом вербены. И то и другое повысило настроение, придало уверенности, что в отношении здравого смысла на этой планете не все потеряно.