Волшебный локон Ампары (сборник)
Шрифт:
«Выбрал время и место!»
Кир-Кор оглядел островок, на котором стоял, – единственное в долине искусственное сооружение. Омываемый двумя рукавами белого от пены потока, высокий, круглый и плоский, как барабан, островок облицован травертином – местным туфом приятного кремово-"теплого" цвета. Кое-где гладкая травертиновая поверхность была устлана прямоугольными циновками из рисовой соломы. Ни узоров на циновках, ни орнаментов. Лишь на одной из них, квадратной, контрастно выделялся темно-фиолетовый круг, обведенный лиловой окружностью. Круг с окружностью делали островок похожим на мишень для воздушных стрелков.
«Или космических», – подсказал внутренний голос.
«Если есть на Камчатке Мишенная сопка, – подумал Кир-Кор, – то почему бы не быть и Мишенному острову?»
Квадратная циновка с круглым рисунком привлекала внимание и, видимо, на что-то намекала…
«Утром встретимся на кругах своих!» – вдруг вспомнил Кир-Кор. Демонстративно поцеловал болтающееся на шее колечко Марсаны и ступил босыми ногами в фиолетовый круг.
Интим с природой на этом закончился.
Периферийная часть островка обросла по краям частоколом выдавливаемых снизу столбов цвета молодого чистого льда. Подросшие столбы распахивались, подобно бридам, огромными веерами, точнее, опахалами из льдисто-прозрачных перистых пластин – с наклоном от периферии к центру. Пластины, как лепестки морозных узоров, быстро удлинялись до стыковки друг с другом, и меньше чем за полминуты мобильная скорлупа стеклянистого купола с мелодичным звоном сомкнулась высоко над головой, решительно отсекая шум водопада, щебет птиц, запахи грибов и хвои, а заодно – и все иные аромато-звуко-тактильные прелести этой долины (пейзаж за прозрачными стенками сразу утратил сочность окраса и сделался до невозможности рафинированным).
Не оборачиваясь, Кир-Кор вслушивался в то, что происходило в тылу, – там складывалась звуковая картина другого рода: с тихим рокотом открылись два люка, шаркнули сползшие с крышек циновки, зажурчали эскалаторы… Ощутив сзади группу людей, Кир-Кор прикрылся «шубой» пси-непроницаемой зашиты. Люди прибывали и прибывали, группа росла. Похоже, они выстраивались за его спиной полукругом.
Хор голосов:
– Грагал, прими наше присутствие в твоей жизни!
Он окинул взглядом полукружье шеренги:
– Примите мое присутствие в вашей жизни, эвархи.
Девятнадцать босоногих мужчин ответили приветственными жестами.
2. ДЖУТОВЫЕ МЕШКИ В СИММЕТРИЧНОЙ ДОЛИНЕ
Все девятнадцать были очень разные внешне: молодые, пожилые, среднего возраста, коротко стриженые и длинноволосые, блондины, брюнеты, шатены, с растительностью на лице и без, цвет кожи от молочно-розового до шафранного, шоколадного и даже черного, рослые, длинноголовые, круглоголовые, приземистые, волоокие, узкоглазые, разноглазые… а один – итого страннее – совершенно золотоглазый. Словом – шеренга антропного разнообразия. Однако две общие для босоногой братии особенности роднили их, как близнецов. Это, во-первых, сама босоногость. И надетые на всех без исключения джутовые мешки, во-вторых. Обыкновенные грубые мешки с тремя дырами – для рук и головы. У одного из мешконосцев – могучего с виду красавца – правая рука была закована в латы и походила на клешню серебристого краба. Живое воплощение героя Пунических войн. Или – Крестовых походов. У остальных восемнадцати – никаких дополнительных аксессуаров. Только мешки… «Ритуальная униформа ЭЗБУ! – понял Кир-Кор. – То есть с абсолютной очевидностью из этого следует, что мне оказана небывалая честь присутствовать на закрытом для непосвященных собрании эвархов-философов под названием Экседра Зыбкой Безупречности Ума!..»
«Для тебя у них, видать, мешка не хватило», – прокомментировал внутренний голос.
Кир-Кор внутренне содрогнулся: «И без того я выгляжу здесь достаточно карикатурно».
«Ты выглядишь как молодой мухомор среди достигших товарной кондиции шампиньонов».
«Что ж… у каждой эзбушки свои погремушки».
Агафон стоял четвертым справа. Кир-Кор едва удержался от вполне невинного желания поприветствовать его кивком, улыбкой. Даже в грубом мешке этот рослый по сравнению со многими своими коллегами человек с аккуратной русой бородкой прямо-таки излучал флюиды благородства и редкостной среди землян благонамеренности. Внутренней, глубоко заложенной и, может быть, выстраданной благонамеренности, происходящей от искреннего аскетизма, врожденной совестливости и недюжинного ума. Внешне экзарх за последние два года нисколько не изменился. Разве что чуточку, кажется, похудел…
– Известно ли тебе, грагал, кого ты видишь перед собой? – спросил Ледогоров.
– Да. Здесь, как я полагаю, главы общин философской школы Ампары. Некоторых из вас, эвархи, я знаю лично, многих знаю в лицо.
– Перед тобой – нуклеус Большой Экседры, состоящий из блюстителей равновесия между изысками Ума и укорами Совести, – пояснил Ледогоров. Спросил: – Как ты относишься к нам?
– С уважением и интересом.
– Мы собрали здесь вторую Экседру Зыбкой Безупречности Ума, чтобы исполнить закон, предписанный Марсианской Конвенцией Двух. В смирении стоим перед тобой, но твердо говорим: нарушение статей МАКОДа есть шествие зла и непременно влечет за собой нелицеприятное обсуждение ответственности тех, кто эти статьи нарушает.
– С пониманием и раскаянием приму на себя всю тяжесть ответственности перед людьми и законом.
– Задавайте вопросы, эвархи, – призвал Ледогоров. – Любые… какие велит задать ваша Совесть.
Шагом вперед выдвинулся из шеренги мешконосцев европеоид с сапфировыми глазами. Кир-Кор с удовольствием посмотрел на него. Белая грива пышных волос, белая длинная борода. Ни дать ни взять – персонаж из русского фольклора. «Дед Мороз, Дед Мороз, он подарки нам принес!» Дырявую тару из-под подарков ему, увы, пришлось натянуть на себя.
– Ариарх старейшин общины Ревнителей Животворящего Креста Михаил Перевозов, – представился фольклорный персонаж. – Здравствуйте все! – Он несколько раз поклонился в разные стороны. – Хочу спросить перед лицом уважаемого собрания: не голоден ли ты, грагал? Не мучит ли тебя жажда?
– Нет, эвархи, я сыт и жажды не испытываю.
Шаг вперед сделал пожилой негроид. Пошлепал большими сизыми губами, чиркнул ладонью над теменем, словно измерил собственный рост, представился:
– Унди-наба буркината гриотов Ялгадо Хабре.
«Как пить дать, спросит, здоров ли я», – подумал Кир-Кор.
– Здоров ли ты, грагал? – спросил унди-наба.
– Вполне. Благодарю уважаемое собрание за трогательную… озабоченность.
Следующие вопросы задавал безбородый европеоид с проницательным взглядом серо-голубых глаз.
– Региарх курии фармакопеев Олег Владимирский-Люпусов, – представился он и встряхнул шелковистой волной зачесанных назад каштановых волос. Участливо осведомился: – Скажи нам, грагал… не испытываешь ли ты каких-либо физических или физиологических неудобств? Не вызывает ли что-либо здесь твоего напряженного неудовольствия?
– Моя одежда… Точнее говоря – ее отсутствие. Но ритуал есть ритуал, и я подчиняюсь его условностям, как им подчиняетесь вы.
– Созипатор киновиата Поощрителей созревания духа Элибар Маципулос, – представился загорелый мужчина с серебром в волосах и внешностью староиспанского аристократа. – Эвархи, поскольку беседа принимает явно соматический уклон, предлагаю внести в нее коррективы, долженствующие обратить наши взоры к зениту… Скажи нам, какое место в жизни твоей занимает то, что мир людей именует духовностью?