Волшебный театр Гримгора

Кукольный театр Гримгора славился по всей Империи. Все, решительно все, восхищались яркими необычными представлениями и, конечно же, невероятным мастерством кукольников. Этот театр сумел прославиться, ни разу не показавшись ни в Париже, ни в Вене, ни в каком-нибудь другом городе, претендующем на звание культурной столицы. Он колесил от Эльзаса до Трансильвании, останавливаясь исключительно в пыльных промышленных городах. Такая гастрольная манера казалась многим противоестественной. Поговаривали даже, что мастер Гримгор колдун, не иначе. Впрочем, последних колдунов истребили в далеком 1814 году и всякий школьник знал об этом,

потому что учил наизусть папскую буллу, доходчиво разъясняющую, что колдовство окончательно уничтожено и настала новая эра добродетели и процветания.

Николас Гонт в школу не ходил с тех пор, как сбежал из дому и устроился работать на суконную фабрику. А потому папскую буллу позабыл и благополучно считал Гримгора кукольника колдуном. Что, впрочем, не мешало мальчику страстно желать, чтобы знаменитый театр добрался-таки и до его городка.

Но вот однажды, теплым майским днем, в аккурат после Пасхи, старый каменный мост пересекла вереница пестрых повозок. Возглавляло процессию новейшей чудо — дизельный автомобиль фирмы Бенц. За рулем машины никого не было. Или, по крайней мере, так казалось. А на пассажирском сиденье разместился сам мастер Гримгор в плаще с высоким воротником и темной широкополой шляпе. Сразу за автомобилем ехала розовая парчовая карета с кукольным танцевальным залом на крыше. Там выписывали лихие па лакированные балерины из тончайшего, почти прозрачного дерева. Следом за ней прыгала по ухабам квадратная громадина, обшитая сине-рыжей шотландкой. Она могла бы показаться обычной скучной повозкой, если бы не боковое окно, через которое можно было наблюдать за сражениями оловянных солдатиков. Следующей в процессии была совсем уж странная карета с огромными колесами, внутри которых перебирали ножками заводные зайцы и белки. И так далее, и тому подобное. Всего вереница насчитывала дюжину карет и повозок, тринадцатым (ну или первым, смотря откуда считать) был автомобиль Бенц.

Перевалив через мост, процессия двинулась по предместьям и рабочим кварталам к старому городу. И, конечно же, все мальчишки-подмастерья да и не только они, бросали свою работу и выходили глазеть на повозки. А потом, во второй половине дня, только и разговоров было, что про театр мастера Гримгора. Впрочем, в цеху среди гремящих ткацких станков не особо-то и поговоришь. А потому Николас и другие сорванцы-подмастерья забирались то в чулан, то в пропахший красками склад, чтобы потрепаться и похвастаться, кто какой способ придумал попасть на представление, за что и получали подзатыльники от Готлиба, старшего среди разнорабочих. В общем, нормально работать было решительно невозможно. И даже ночью Николас, против обычного, не мог долго уснуть. Он лежал, ворочаясь на соломенном матрасе, и думал, где бы раздобыть денег на билет в чудесный кукольный театр. Знающие люди (а посыльный Тукс к таким, безусловно, относился) говорили, что за вход будут брать, по меньшей мере, серебряный талер. Денег таких Николас отродясь в руках не держал. Видеть видел, но так, чтобы самому заработать, и близко не было. Николас еще долго не спал, разглядывая ущербную луну в чердачном окне, а когда она спряталась за облаками, все-таки забылся.

Наутро мастер Верден выстроил всю младшую братию разнорабочих в цехе.

— Сейчас вам шеи намылят за вчерашнее, — злорадно прогудел толстый Марк.

Николас тоже считал, что за вчерашнюю работу всем ребятам положена исключительно качественная взбучка, и начал медленно отступать назад, куда-то во второй с половиной ряд строя. Но вот мастер воскликнул:

— Тишина!

И все, включая Николаса, замерли.

— Господа… — продолжил Верден, говорил он всегда

вежливо, как с благородными, но руку при этом имел тяжелую и быструю. — К нам поступил необычный заказ. Из кукольного театра Гримгора!

Теперь тишина сделалась звенящей и завораживающей.

— Не совсем обычный заказ. Им нужны обрезки ткани, аккуратно расфасованные по цвету и размеру. А посему объявляю конкурс! До конца недели вы собираете, сортируете, если надо моете и сушите, все обрезки. Добычу сдаете господину Готлибу. Мастер Гримгор предоставил нам три билета в свой замечательный театр. Так что старайтесь! Попадете в тройку призеров — отправитесь на представление!

Толпа мальчишек взорвалась радостными воплями и визгами.

— Тишина! — снова воскликнул мастер, а потом продолжил. — Но если кто вздумает жулить, а тем более срезать края у готовых тканей, получит две дюжины плетей и отправится прочь с фабрики! Клянусь своим серебряным крестом!

Крест мастер Верден получил там же, где страшный длинный шрам на пол-лица — на последней войне. И клялся он им, только чтобы произвести совсем уж жуткое впечатление. Так что после этой речи никто из ребят не сомневался в неотвратимости двух дюжин розг. Впрочем, имелись и такие, кто считал себя слишком ловким для стариков вроде Готлиба и Вердена.

Так началось великое соревнование, равного которому не знал весь мастеровой пригород. Ведь цеховые мальчишки быстро смекнули: поживиться тканью можно и за пределами фабрики. Мастер Верден надеялся, что соревнование вычистит цеха от ненужного мусора, многочисленных лоскутов, тряпок, ветошей и прочего. И его надежды оправдались. Но он даже предположить не мог, что эта затея приведет к пропаже скатерти из столовой литейщиков, порче приданого дочерей матушки Вероники и прочим менее громким происшествиям.

В южной стороне цеха, рядом с каморкой мастера был устроен пункт приема обрезков. Старший рабочий Готлиб взвешивал ткань, брал мелок и записывал результат на большую зеленую доску. Потом бросал сшитые метелкой лоскуты в большой мешок и вновь садился за стол. На ночь початый мешок с обрезками и зеленую доску запирали в каморке мастера Вердена. Как же мечтали некоторые хитрецы пробраться туда и поправить циферки на доске! Николас случайно подслушал, как шептались ночью братья Пемскоки:

— Ключ от каморки Верден оставляет на вахте у старика Дросельмахера…

— Так он же глухой, как тетеря!

— Вот и я о том же. Стащим незаметно ключ, а потом вернем на место!

Братья захихикали и уснули в отличном настроении. А вот Николас снова не спал. Теперь он пытался придумать, как победить в состязании, но ничего путного в голову не лезло, кроме как порезать на лоскуты свою праздничную рубашку.

Рубашка эта, по правде, была ему уже мала. Но, если руки вперед не вытягивать, это не бросалось в глаза. Вот только она оставалась последней вещью, которая была с Николасом с того самого дня, как он сбежал с родной фермы.

С самого первого дня соревнования Николас из кожи вон лез, лишь бы выбиться вперед. Первым прибегал к резчикам ткани, выгребал самые грязные тряпки, чтобы отстирать их в холодном ручье и затем ночью порезать на лоскуты.

Тряпки эти сушились в ежевике, растущей по крутым склонам ручья. Место было крайне секретное, пробираться к нему следовало через дыру в заборе и далее по оврагу, заросшему колючими кустами и крапивой.

В общем, Николас полагал, что никто никогда не доберется до этих его запасов. Сам он наведывался в секретное место в обеденный перерыв, наскоро проглотив обжигающую похлебку. А еще вечером, когда в малиновых сумерках все делалось загадочным и зловещим.