Волшебный вкус любви
Шрифт:
— Шикарно выглядишь, Даш, — сказал он. — Я аж обалдел.
— Что ты здесь делаешь? — я настолько не ожидала увидеть Антона сейчас, что растерялась.
— Тебя жду, — он перекинул рюкзак с одного плеча на другое.
— Не надо было так утруждать себя, Антоша, — сказала я злее, чем хотела.
Только сейчас я поняла, насколько незначительным был он в моей жизни. Я не вспоминала о нем, не жалела о брошенных вещах и потерянных деньгах — как будто всё, что связывало меня с Антоном Изотовым, вокалистом рок-группы
И зачем было напоминать?
— Даш, давай спокойно поговорим, — он обшаривал меня взглядом с головы до ног, и мне было противно.
Противно, что он смотрел. Противно, что я три года встречалась с полнейшим ничтожеством.
— Не хочу с тобой разговаривать. Иди домой, — сказала я, попытавшись его обойти, но он встал у меня на пути.
— Мне сказали, ты в ресторане живешь. А ты не отвечала на мои звонки, и на сообщения.
— Не догадываешься, почему?
— Я хотел помириться… Даш, я виноват, — Антон состроил страдальческую гримасу.
— Наверное, оголодал, раз про повариху вспомнил, — съязвила я, делая еще одну попытку его обойти.
— При чем тут это? — Антон снова заступил мне дорогу. Даш, ну попсиховали друг на друга — и хватит. Я сплоховал, признаю. Но ты тоже не подарок, если честно.
— Неважно миришься, — сказала я. — Не продолжай. Даже слушать тебя не хочу.
— Мне плохо без тебя, Дашка, — он схватил меня за руку, не давая уйти. — Вернись. Я обещаю быть паинькой.
— Да пошел ты, паинька! — я дернула рукой, но Антон держал крепко.
— Даш, я же извинился…
— А это что такое? — раздался голос Богосавеца.
Мне стало холодно — и вовсе не потому, что платье оголяло спину.
Антон отпустил меня сразу же и уставился на Богосавеца, который как раз подошел к нам, поигрывая ключами. Я готова была провалиться сквозь асфальт. Меньше всего мне хотелось, чтобы шеф был свидетелем моих разборок с бывшим.
С бывшим!.. Потому что извинись Антон хоть тысячу раз, возвращаться я не собиралась. Даже мысли об этом не было.
Мужчины молчали, разглядывая друг друга, словно позабыв обо мне. Я кашлянула, привлекая внимание.
— Откройте двери, пожалуйста, — позвала я Богосавеца. — Поздно уже…
Но никто из них даже не посмотрел на меня. Лицо Антона выразило сначала изумление, потом злость, а потом он захохотал. Хохотал преувеличенно, сгибаясь пополам и хлопая себя по коленям, как орангутан.
— И ты еще мне тарелку с лапшой на голову нахлобучила? Ой, не могу! — он сделал вид, что утирает слезы, набежавшие на глаза от смеха. — Навешала лапшу на уши! Обиделась из-за Лерки! Я думаю — вот так обиделась!.. Даже в ресторан жить убежала! А дело в том, что ты кувыркалась с этим поваром? Еще и обиженку из себя строила — мол, у тебя к нему чисто платонические чувства!
— Замолчи и уходи, — сказала я, пряча глаза.
Богосавец молчал, и я боялась даже взглянуть на него.
— Врала, что просто хочешь работать у него в ресторане, — не унимался Антон, — а сама к нему подбиралась. Я сразу понял, тут что-то не так. Ты же мокрая становилась, как сучка, когда про него рассказывала!
Я не успела ответить, да и если честно, не знала, что отвечать. Конечно, Антон был неправ! Ничего я не подбиралась!.. Но все же…все же, он был не совсем неправ…
Теперь мне стало жарко. Меня окатило удушливой волной стыда и гнева. Как бы там ни было, Антон не имел права так говорить. Не имел…
Богосавец вдруг шагнул мимо меня, схватил Антона за шкирку, развернул и отправил вдоль по улице, крепко пнув пониже спины.
От пинка Антон пробежал шагов десять, чуть не упав. Он уронил рюкзак, а когда рывком поднял его, рюкзак открылся и на асфальт высыпались какие-то бумажки, жевательные ментоловые пастилки и… распечатанная пачка презервативов.
— Совсем спятил?! — заорал Антон, торопливо сгребая все обратно в рюкзак. Он шарил рукой по брусчатке, а сам не отрывал взгляда от Богосавеца.
— Ну, беги, Изотов, — сказал шеф и очень неприятно усмехнулся. — Десять секунд тебе фору. А то ведь я бегаю быстрее.
Он сделал шаг вперед, и Антон сорвался с места и помчался по улице прытко, как заяц. На тротуаре осталась лежать пачка презервативов.
— Хорошо бежит, — Богосавец прищурился, глядя Антону вслед. — Нет, точно не догоню. А ты что застыла? — он обернулся ко мне. — Пошли, а то и в самом деле поздно.
Но я молчала и продолжала стоять, глядя на кончики новых туфель — черные, заостренные, с крохотными стразами по центру.
— Очнись, Иванова Даша, — сказал Богосавец, взял меня за плечо и повел к ресторану.
Я вздрогнула, когда он прикоснулся ко мне, и шеф сразу убрал руку. Открыл двери, распахнул, пропуская меня, и сам зашел следом. Я думала, он сразу уйдет, но Богосавец запер двери и прошел в бар, а я потянулась следом, мучительно подыскивая, что бы сказать.
– Простите, что так некрасиво получилось, — промямлила я, когда Богосавец вытащил бутылку коньяка.
— Забудь, — отмахнулся он. — Дай снифтер.
Я заметалась, не зная, что он просит.
— Бокал для коньяка, — подсказал Богосавец, когда я в третий раз бестолково оглядывала полки.
Бокал. Коньяк. Точно, снифтер.
Первый раз слышу.
Я взяла пузатый, зауженный кверху бокал на короткой толстой ножке, и поставила перед шефом.
Он налил больше половины бокала, и только тут я сообразила, что он собрался пить коньяк. Коньяк!
— Вы с ума сошли? — спросила я не совсем вежливо.
— Что такое? — Богосавец закрыл бутылку и поставил ее рядом с собой.