Волшебство на грани или снежное путешествие
Шрифт:
– Наоборот, нужно быть мягче. – Посоветовал Золотский. – Ему сейчас очень трудно. Могли бы и подыграть!
– Подыграть?! – сердился мой отец, чуть не наступив в большой муравейник. – И дать надежду, на то, что его выдумка оправдается?! Карсилина Фротгерт не может быть жива!..
Зольтер угодил лицом в растянутую между деревьями паутину и, отплёвываясь, сказал:
– Если Семёну хочется в это верить!
– Отлично, - вздохнул Прохор Мылченко. – мой сын параноик… Ты это хочешь сказать?
Зольтер промолчал, отряхиваясь.
– Ему нужно понять, что прошлому не место в настоящем! – злился Прохор Платонович.
– Кто бы говорил. – Ухмыльнулся Зольтер. – Вспомните себя…
Мой отец остановился:
– Я, не лучший пример…
– Вы пытались свыкнуться с мыслью, что жена мертва. Вели себя, как затворник! – С укором говорил Зольтер.
– Столько лет в топку… - Кивнул Прохор Мылченко, ему стало стыдно.
– Тогда, что же вы от сына требуете?
– Я.. я просто хочу, чтобы Семён был счастлив. То, каким мрачным он стал, меня пугает. Не проявляет к жизни никакого интереса.
– Не знаю, сколько времени нужно, чтобы он снова стал улыбаться. Такие раны заживают очень медленно. Не стоит давить…
– Ты прав, Зольтер. – Согласился Прохор Мылченко. – Я был строг. Семён меня ненавидит…
– Не сказал бы, проявите терпение, старайтесь не кричать, когда найдется. Скажите, что ошибались. Попросите прощение.
Зольтер не любил находиться в лесу. Ненавидел, когда дурацкие мошки путались в его волосах, жужжали возле ушей. Еще и комары, укусы которых очень чешутся, и хочется расчесать себе руку до крови. А если еще и муха в ухо залетит!..
– Как ты думаешь, Семён воспринимает меня, как отца? – спросил Прохор Платонович, впавший в меланхолию.
– Не знаю, думаю, только он сможет ответить на ваш вопрос…
***
В лесу вечером заметно похолодало. Стемнело довольно рано, и мы с Сулитерией решили устроить привал под раскидистым дубом, на небольшой полянке, заросшей клевером.
Мы наколдовали себе спальные мешки, я развел костер. Сулитерия доедала последнюю котлету, украденную из ближайшей деревни.
…Пока
Я смотрел на желтое пламя, возле него осторожно вились шальные мотыльки, стараясь не опалить крылья.
Сулитерия доела котлету и присела рядом со мной на брёвнышко.
– Я тебя с Днём Рождения поздравить хотела. – Проговорила она, улыбаясь, как яичница глазунья с колбасой, и протянула скромный букетик из одуванчиков и ромашек, любимое лакомство осликов.
Со всей этой сегодняшней суетой я и забыл, что мне исполнилось девятнадцать.
Опасливо взял букетик, боясь, что тот почернеет и засохнет, но этого не произошло. Не веря, что всё с цветами хорошо, я удивлённо их разглядывал.
– Прости, что так скромно. – Оправдывалась Сулитерия. – Когда вернёмся в Чалиндокс, я подарю тебе что-нибудь, лучше…
– Спасибо, таких подарков мне еще никто не дарил. – Улыбаясь, я обнял Сулитерию, и та зарделась, как маков цвет.
– Ты, правда, рад? – не верила девушка своему счастью.
Я отстранился от неё и кивнул:
– Конечно, это же первые цветы, которые не умерли у меня в руках!
Сулитерия придвинулась ближе.
– Это одно из самых лучших моих дней рождений. – Заметил я. – Я узнал, что Карси жива! Нет лучше подарка, чем хорошая весть.
– Мы её найдем…
Сулитер встала, загородила собой костер и села мне на колени. Она попыталась меня поцеловать, я подался назад и упал вместе с ней с бревна, на котором сидел.
– Шалунишка. – Прошептала Сулитерия, нависая надо мной.
– Сулитерия, я…
– Ничего не говори. – Она прислонила свой палец к губам и расстегнула верхнюю пуговицу на моей рубашке.
Я лежал на траве, которая щекотала ухо, и пытался сообразить, как же отделаться от Сулитерии, чтобы её не обидеть. Ведь, нет зрелища свирепее, чем обиженная девушка. Знал бы Димка, во что я вляпался, вот бы он посмеялся! Недавно, он рассуждал о размере груди Сулитерии, чем загнал Альфреда, который с нами завтракал, в краску.